Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не преувеличивай, милый… Я вернусь через неделю, все будет хорошо. Понимаешь, мне надо побыть одной. Такая усталость вдруг навалилась.
— Я предлагал тебе поехать куда-то отдохнуть!
— Нет, я хочу чего-то необычного. Поехать туда, где меня никто не знает.
— Ты это серьезно все? Просто невозможно поверить в этот бред!
— Совершенно серьезно.
— Значит, ты будешь «приходить в себя» неизвестно где, а я? Что прикажешь делать мне?
— Ну я не знаю… Отдыхай, встречай Новый год…
— Ах, вот как! Да катись ты в свой Петербург! — рявкнул Петя и прервал разговор.
Все правильно. Так и должно быть. И если Петр бросит ее, он, разумеется, будет прав. Ей было стыдно — словно она ни за что ударила человека.
Фаня взглянула на часы — пора в аэропорт, встречать Брониславу из Петербурга. Фаня села в свою иномарку и поехала за Броней.
В толпе прибывших с питерского рейса Фаня высматривала девушку, которая могла бы походить на библиотекаршу. Возможно, у нее были неверные представления о библиотекарях, и образ девушки в длинной юбке с толстой косой до попы архаичен, но в любом случае Фаня никак не ожидала увидеть то, что увидела.
— Вы Стефания?
Фаня оглянулась и не сразу созналась в том, что она действительно Стефания. Просто потому, что застыла в изумлении.
Перед ней стояла весьма необычная девушка. Юбка на ней и впрямь была длинной, до пола, как и предполагалось у библиотекарши, но ее дополняли военная куртка и грубые армейские башмаки. А главная изюминка заключалась в том, что девушка была абсолютно лысой. И без шапки.
Когда барышня грузила в багажник сумку, такую дурацкую, допотопную, из семидесятых годов, Фаня обратила внимание на ее руку с татуировкой в виде буквы «П».
Ну, дела! Фаня давно подозревала, что петербуржцы в массе своей странные люди, но чтобы до такой степени…
Бронислава взглянула на Фаню оценивающе, словно прикидывая, можно ли ей доверять, и, видимо, решив, что можно, уточнила:
— Для своих я — Броня!
Сели в машину, поехали…
Броня глядела в окно и крутила по сторонам лысой головой. Фаня спросила, не холодно ли ей, все-таки декабрь на излете.
— Нет, — ответила барышня. — Не холодно. Постепенно начинаю привыкать! Я остригла волосы неделю назад.
— А чего так радикально? Имидж?
Броня посмотрела неожиданно строго и сказала:
— При чем здесь имидж? На такую чушь мне вообще наплевать!
Фаня озадачилась — если не имидж, тогда что? Вши замучили? Однако уточнять было неудобно.
— Это любовь! — вдруг тихо сказала Броня и заплакала.
Плакала она как-то совсем по-детски, беспомощно, с отчаянием. Не по-бабски, а именно по-детски. Проплакавшись, протянула руку, показывая татуировку с буквой «П»:
— Вот! Это тоже любовь!
«Угу. Ну, тут понятно, что любовь — девушка вытатуировала букву, на которую, видимо, начинается, имя любимого мужчины. Это нормально, — хмыкнула Фаня. — Но при чем здесь волосы?!»
Про связь между любовью и лысой головой Броня и рассказывала Фане всю дорогу до ее дома. Сверкая серыми глазами, взволнованно поглаживая лысую голову (зрелище было еще то! засмотревшись на нее, Фаня едва не выпустила руль), Броня поделилась с Фаней историей своей любви.
В финале драматичного повествования, услышав о предполагаемой жертве в виде отрезанного пальца, Фаня окончательно ошалела и чуть не вмазалась во встречный «пыжик». Водитель «пыжика» огрызнулся и просигналил, как припадочный, дескать, глаза разуй, дура!
«Извините, товарищ, но если бы у вас в машине оказалась такая лысая девушка, то еще неизвестно, как бы вы себя повели!» — усмехнулась Фаня.
Она представила, как Броня приходит к этому своему парню, чье имя начинается на букву «П», — обритая, с наколкой, обещанием, что никогда не оставит в покое, угрожает при этом отчикать на фиг мизинец, и Фане стало жаль мужика. Это ж надо было так вляпаться…
— Понимаешь, — проникновенно сказала Броня, — я сейчас очень устала… У меня больше нет сил бороться за любовь, мне надо отдохнуть, собраться с мыслями, и, возможно, вернувшись в Петербург через некоторое время, я смогу начать все сначала!
— Что начать? — едва ли не с ужасом спросила Фаня.
— Борьбу за Павла! За нашу любовь! — торжественно и со значением произнесла Броня.
История Брони совсем выбила Фаню из колеи, едва ли не в буквальном смысле — она так вильнула машиной, что теперь ей просигналили из обгонявшей «Таврии».
— Нервные какие все в вашей Москве! — с неодобрением заметила Броня. — И энергетика у города совсем другая, чем в Петербурге! Я, может, затем сюда и приехала, чтобы очутиться в пространстве другой стихии. Набраться смелости, решимости. Отвлечься от всего. Потому что в последнее время мне так плохо…
Она снова заплакала совсем по-детски.
Фаня привезла Броню к себе:
— Располагайся! Надеюсь, тебе здесь будет комфортно.
Квартира, судя по всему, произвела на Броню впечатление.
— Как у тебя красиво. Стильно, — вздохнула Броня, оглядевшись. — Все в выдержанной черно-белой гамме. И мебель интересная.
— Дизайнерская, — снисходительно улыбнулась Фаня.
Барышни вместе выпили чай, и Фаня засобиралась обратно в аэропорт — ее самолет вылетал через пару часов.
Броня вручила ей ключ от квартиры — на брелке с черепахой.
Угу, хмыкнула Фаня, черепаха, значит, на счастье!
— Не скучай, — улыбнулась Броня. — Если что-то понадобится, обращайся к моему соседу Никите, он очень хороший!
— Разберемся, — кивнула Фаня.
На прощание она оставила Броне номер своего мобильного телефона:
— Звони, если что. Мало ли… И все-таки… Насчет пальца. Не надо бы его отрезать!
Броня промолчала.
— Желаю удачно встретить Новый год!
— С наступающим!
* * *
«Надо же, какой снегопад — добраться бы до аэропорта, — подумала Фаня, — а то, глядишь, рейс отменят из-за погодных условий, и сорвется моя затея, но, может, и к лучшему…»
Но рейс не отменили, хотя снегопад действительно разыгрался не на шутку. Глядя в окно зала ожидания, Фаня вдруг почувствовала волнение, как в детстве, когда ехала в дальнее путешествие.
«Еду на Новый год в Петербург — чистая классика жанра! Правда, трезвая и без веника!»
Толпы спешащих людей с чемоданами, и все куда-то едут, веря в «географию», в то, что можно убежать от себя…
Поскольку до регистрации оставалось еще немного времени, Фаня отправилась в бар аэропорта, где выпила мохито — «для поднятия настроения». Настроение не сказать чтобы поднялось, но в целом впервые за последние дни стало довольно сносным.