капустой и яйцами при свечах, запивая их Шеваль Бланом урожая сорок второго года? А, Лама? Зуб даю, что нет.

– На ночь есть вредно, – фыркнула я, рассуждая, как бы половчее поднырнуть подмышкой у этого нахала, снова оседлавшего свой конек, скрыться в какой-нибудь из комнат темного замка и по возможности забаррикадироваться.

– Не заставляй меня снова таскать тебя на руках, – ощерился Боярцев, – я между прочим ранен в бою с адским выползнем. Мизинец на ноге – это вам не пес начхал. И при этом, я накрыл поляну и сам достал из бара бутылку вина, даже открыл ее. Хитренькая ты. Сама калдырила там на приеме. А теперь не хочешь составить компанию мужу, у которого нервный стресс, вызванный спонтанными превращениями его жены из животного в красотку и обратно. Это я тебе скажу… Или… Оооо, тебе нравится когда я прижимаю твою унылую тушку к своей охрененно крепкой груди и кубикам пресса? Так ты только скажи, и я…

– Я не поняла, ты меня сейчас на свидание зовешь, или в грязь копытами втаптываешь? – прошипела я.

– О, мы снова на ты? Ладно, напросилась, – чертов Лось ухватил меня поперек талии, легко перекинул через плечо, как мешок с картошкой. Я заюлила задом, пытаясь вырваться. Куда там. Он поволок меня, как неандерталец тушу мамонта, ей-богу, в недра квартиры, что – то вредно бурча под нос. Я расслышала только «Чертова поганая лама, я ведь старался». – Глаза закрой, дурища, – хлестко приказал Макар, скидывая меня с плеча. Я послушно зажмурилась. Мало ли, что он там еще удумал, вдруг стриптиз с элементами хоррора. Я ж не переживу зрелища. Скончаюсь от… О боже.

– Открывай.

– Не буду, – уперлась я. Точно что-то мне приготовил ужасное.

– Тогда ты не увидишь сюрприз, – голосом змея искусителя пропел чертов мерзавец.

– И слава богу, – испуганно выдохнула я, втянула носом воздух, пропахший выпечкой, чем – то сладким и от чего – то цветами. Только сейчас поняла, что адски проголодалась. С утра во рту маковой росинки не было. Крохотное канапе, подаваемые на приеме и шампанское не в счет.

– Ну, тогда я буду есть без тебя. И все пирожные из французской кондитерской сам сожру. И клубнику. Ламы любят клубнику? Зря, что ли баба Дуся ноги свои сбивала, бегала за вкусняшками? А пирожки у нее – высшие.

– Ты же не разделся? – с подозрением спросила я, захлебываясь слюной.

– Ого, фантазии у вас. Нет, если ты желаешь, то я могу. Будем есть голенькие при свечах. Но боюсь ты ослепнешь, открыв глаза от моей красоты.

– Вы вообще бываете когда-нибудь нормальным? – простонала я и открыла глаза. Ничего не увидела, потому что сразу же уперлась взглядом в огромный букет нежно-кремовых роз.

– Я нормальный всегда, – раздался из-за шикарного веника абсолютно серьезный голос. – Только, от чего-то рядом с тобой становлюсь придурком.

– Очень лестно, – хмыкнула я. – Типа, с кем поведешься? И что это?

– Это моя благодарность. И вот это, – показал он рукой на уставленный свечами, богатый стол. Хрусталь в свете свечей сиял, и приборы серебряные, на белых тканых салфетках, казались волшебными украшениями. И струна в моей груди натянулась так, что казалось вот-вот лопнет.

– Это излишне, – господи, я снова блею. Нет, господи, я не втюрилась. И сейчас не втюриваюсь еще больше. Это просто ситуация такая, от которой странно сползает мой и без того дурной колпак. – Достаточно было просто сказать спасибо.

– Я думал девочки любят вот такое. В особенности царевны, – улыбнулся мой самый страшный кошмар.

– Царевны может и любят, а вот ламы…

– Все, заканчиваем китайские церемонии. Завязывай ломаться и быстро к столу. А то я голодный и скоро начну убивать. И знаешь кого я порешу первой.

– Кого? – икнула я глупо.

– Дурную ламу, у которой мозг вот с эту клубничину, – заорал Боярцев, пихнув букет в мои руки. Я засеменила за ним. Снова подчинилась.

Макар Боярцев

– Это вино такое пьяное, – хихикнула Даная, посмотрев на меня осоловевшим взглядом. Таким офигенно красивым взглядом, которого я раньше у нее никогда и не замечал. Или это коллекционное вино дает такие визуальные галлюцинации? Тогда это адское зелье, а не утонченный напиток от сомелье «лягушатников».

– Это вино привез из Франции Луи. Он сказал, что мужчина, наливший его в бокал своей даме, получит от нее все, что пожелает. Это напиток победителя, – улыбнулся я, поборов желание заправить выбившуюся прядь за пунцовеющее ушко Ламы. Красивое такое, маленькое ушко. Похожее на морскую раковину. И сережка с дешевой искусственной жемчужинкой только усилило чертова, проклятое, мимимшное сходство. Точнее, что за фигня. Это не сходство, а скотство.

– Я не твоя дама, – ощетинилась она снова своими мелкими колючками, которые выпускает, когда злится.

– Расслабься, это просто дурацкая примета, которую наш «ле петель» услышал от какого-то винодела, – хмыкнул я. Ох, как же мне нравится когда она злится. От вида пышущей негодованием женушки у меня начинает напрочь отказывать верхний мозг. – Никто не посягает на твою честь. Слушай, а платья, которые я видел – правда твои детища?

– Я конструктор одежды по образованию, – вздохнула, от чего-то, очень печально Даная. – Не очень успешный и совершенно бесперспективный. Так мне сказала твоя служащая. Но платья сделала я, это факт.

– Я скажу ей, что она дура. Ты талантлива, Данька, – прошептал я, не в силах отвести взгляда от моей ненастоящей жены, которая почти заснула, подперев голову рукой. И это ее имя дурацкое прокатал по небу, как глоток дорогого коньяка. Боже, вкусно. В мерцающем свете свечи, она была похожа на трогательную фею с пасторальной картинки. Черт, похоже я неправильно перевел слова француза. И это не мужик, спаивающий дурных лам становится победителем, а как раз наоборот. Охотник превращается в добычу.

– Ты что делаешь? – прошептала сквозь сон чертовка, когда я подхватил на руки ее невесомое тельце.

– Ты ведь спишь на ходу. Пора в кровать.

– Эй, только…

– Помню. Ты меня заколешь пилкой для ногтей, до смерти. Успокойся, я ж не животное. Не пристаю к уставшим ламам, и тем более не пытаюсь их совратить, – хмыкнул я. Ах, если бы она знала, какие мысли сейчас роились в моей ошалевшей голове. Точно бы порвала