на добрых полметра. Мышцы загудели, словно вчера я бегала марафон.

Дверь распахнулась. Я вцепилась в спасительное одеяло и попыталась закуклиться в него, стараясь скрыть бесстыдную свою наготу. Только бы это не Лешка был. Господи, позор какой.

– Знаешь, я даже не думал, что испуганные ламы настолько аппетитны, – ухмыльнулся Боярцев, нагло пялясь на меня своими чертовыми омутами. – Это одеяло тебе не идет. Без него существенно лучше.

– Мы опоздали в школу, – простонала я, борясь с болезненными спазмами внизу живота и головокружением. Черт, что со мной? – Ты можешь хоть иногда быть серьезным. Лешку у нас отнимут. Ольга Константиновна…

– Я уже съездил в школу. Директор тамошний страшно любит пиастры, поэтому согласился встретиться на час раньше. Наш ушастый теперь вполне себе учащийся элитного лицея, со всеми вытекающими.

– Макар, я… Слушай, то что случилось ночью…

– Это было прекрасно, – перешел на шепот мой, теперь уже абсолютно настоящий, муж. – Ты спала так сладко утром. Что я решил тебя не будить. И знаешь, какие у меня на тебя сегодня планы?

Я не думала, что мурашки могут быть такими колючими. Даже не острыми, а похожими на искры от костра, отлетающие и оставляющие сотни мелких ожогов на незащищенной коже. А мне они сейчас, казалось, прожигали нервы до дыр.

– Макар, в доме ребенок, – простонала я, умирая от распирающего душу, яростного желания. Его губы прикасающиеся к моей коже клеймили. Черт, да что же это?

– Вообще-то, я имел в виду семейное разграбление магазинов, и набивательство пуза вредной едой. Лешке в школу через неделю, а он почти голый. В гимназии мне дали список того, что нужно приобрести. И я думал, что ты, как настоящая жена и мама поучаствуешь, – прошептал коварный соблазнитель, прямо мне в рот. – Но, мне нравится ход твоих мыслей, моя царевна. И я готов о сврих наполеоновских планах и закатиться тебе под бочок, если…

– Не если, – вывернулась я из огненных чар Боярцева, вдруг ставшего странно другим. Абсолютно. Словно прилетели инопланетяне и просто подменили несносного едкого мужика, на сладкого любящего дяденьку. И эта промена в нем меня странно пугала, вот уж неожиданность. Я прошлепала к стулу, на котором была комом свалена моя одежда, придерживая постоянно спадающее одеяло. Выкопала из вороха смятых тряпок трусики, бюстгальтер и то, что раньше было домашним платьем. Теперь этот предмет туалета больше походил на разодранный дикими псами маскхалат. Достала из шкафа джинсы и блузку. Натянула их, плохо слушающимися руками на свое дрожащее тело, под пристальным взглядом этого несносного нахала.

– Слава богу, ты оделась. Ты прошла по краю, лама. Еще немного. И я бы тебя просто съел, – прохрипел Макар, медленно поднявшись с дивана. Я не поняла как, но он оказался возле меня в мгновение ока, словно принесенный попутным ветром. И дернуться не успела. Его губы начали свое захватническое путешествие, от моего виска, спускаясь все ниже и ниже. По шее к…

– Лоси ведь не едят глупых лам, – обморочно простонала я.

– А если это лоси безумцы?

Он не лось. Он самый опасный на свете змей искуситель, гипнотизирующий и подчиняющий. Я и представить не могла, что умирать и оживать в руках мужчины настолько сладко. Так одуряюще восхитительно слушать шепот.

– А чего это вы тут? – заспанный детский голосок прогнал морок. И слава богу. Иначе я бы просто сдурела окончательно. Лешка стоял в дверях, прижав к груди ухмыляющегося котенка и хмурил бровки. Так же, как и сводящий с ума мужчина, так и не выпустивший меня из своих объятий. – Целуетесь? Молодец, лось. Но учти, обидишь Даньку, я тебе надеру задницу, понял?

– Это не то что ты думаешь, – проблеяла я, вывернувшись из захватнических рук Боярцева.

– Конечно, просто у тебя заболело ухо, а Лось решил проверить, нет ли у тебя в нем соли, – хихикнул ушастый поросенок, блеснув хитрыми глазенками. – Лоси же любят соль лизать.

– Я оторву сейчас твой любопытный нос, – хмыкнул Макар и сделал шаг в сторону сына. Котенок в руках мальчика зашипел и вздыбился шерсткой, превратившись в комок злобы. – И это, еще раз назовешь меня лосем, это я надеру тебе зад. Тоже мне, рыцарь печального образа. Дон Кихот Ломанческий, защитник обиженных и угнетенных лам.

– А как мне тебя звать то тогда? – наморщил носик постреленок, явно придумывая пообиднее погоняло любимому родителю.

– А как все дети зовут отцов? – насупился Боярцев. Я икнула, рассматривая стоящих друг напротив друга мальчика и мужчину. Да уж, верно говорят, кровь не вода.

– Батонами, шнурками иногда, – вредно ответил Леха, но не отступил. – Могу звать тебя предком. Хотя, какой ты мне предок, у нас даже фамилии разные.

– Родной, между прочим. По крови ты мой сын, значит я тогда буду тебя звать лосенком. Уяснил? Как думаешь, если в новой школе я озвучу наши с тобой родственные связи…?

– Только попробуй, – голосок ребенка зазвенел. Котенок молниеносно выстрелил лапой и полоснул воздух прямо возле раздувающихся ноздрей Боярцева, который был готов к нападению адского существа в этот раз. Вынул откуда-то пульверизатор и брызнул в извивающегося зверя струей воды.

– Очень даже попробую, – торжественно хохотнул Боярцев, наблюдая за чихающим Люцифером. А я подумала, что теперь ему конец. Белый маленький комок шерсти не простит такого надругательства.

– Хорошо, я буду звать тебя батей, – безрадостно пробубнил Леха, сунув котенка под пижамную кофточку.

– Папой, – протянул руку сыну Макар. Я вдруг почувствовала, что моим щекам стало горячо. – И поверь, если я обижу Даньку, я сам себе этого никогда не прощу.

Лешка шмыгнул носом и пожал поданную ему руку. Черт, я что плачу что ли?

Макар Боярцев

– Я к этому не притронусь. Это же не съедобно. Там поди палочка кишечная, холера и тиф, – хмыкнул я, глядя на сына и жену, уплетающих за обе щеки шаурму, купленную в дурацком киоске. Сына и жену? Черт, что происходит в моей жизни? Еще вчера я был свободным, самодостаточным и не жрал с газетки на замызганном уличном столике «концентрированный гастрит» завернутый в подозрительного вида лист бумаги. И, пусть я провалюсь на месте, если мне это не нравится. Сто лет я не чувствовал себя настолько живым.

– Ну