Я описывала Эмми, как просыпалась ночью от холода: я по привычке лежала на правом боку, а одеяло было с меня стянуто, сброшено на пол – и рядом никого.

Как я не смела признаться Пейдж: «Твой парень меня пугает». Не смела, потому что знала его уже почти год. Потому что зависела от ее великодушия. Не имела доказательств. Просто чувствовала, и все.

Как накануне Аарон и Пейдж собрались на корпоратив в какой-то модный ресторан – фирма Пейдж устраивала банкет с награждением, – и перед уходом Аарон приготовил нам всем по коктейлю. Как со мной что-то произошло. Я сидела на раскладном диване, смотрела телевизор, и вдруг голова закружилась, меня затошнило, я отставила стакан и заметила на дне голубой осадок. Кашицу из мелких гранул. Я побежала в ванную, ничего не соображая с перепугу. Распахнула шкафчик с лекарствами, стала искать что-нибудь от головокружения или тошноты, хоть что-нибудь – и тут заметила пузырек с именем Аарона на этикетке. Таблетки от спины, какой-то мышечный релаксант. Цвет таблеток. Мой напиток. Я хваталась за тумбу, ноги отказывали, а разум был почти, почти ясным…

– Ого, тебе плохо?

Перед глазами плыло, я чувствовала растерянность – от запаха Аарона, который подхватил меня под мышки, от близости его голоса.

– Ты что тут делаешь, Лия?

Я увидела лицо Аарона в зеркале – и меня охватило предчувствие беды. Что происходит? Я обернулась. Он ведь должен был уйти? Но его пальцы давили все сильнее, а я не могла сформулировать ни одной вразумительной мысли, разум отключался.

Аарон накрыл ладонью мой рот, я сжалась.

– Ш-ш, тебе нехорошо…

Рука на моих губах – грубая, чужая. Проломленная граница, обратной дороги нет.

Мои пальцы впились в эту руку, слишком медленно, слишком слабо, ванная комната начала дробиться на кусочки, стены поплыли.

Аарон со смехом придавил меня сильнее.

– Я тебе помогу. Ты пьяна. Сама для себя опасна. Перестань сопротивляться.

Помню мысль: кричать – это так примитивно. Так гибельно, и стыдно, и судьбоносно…

Последнее, что я запомнила отчетливо, на фоне льющейся в ванну воды, самое последнее:

– Тихо, Лия.

Дальше провал.

Утром я проснулась в своей постели, как обычно, резко села, охваченная паникой, судорожно задышала. В легких саднило, ребра болели, кончики волос были чуть влажными, а в голове стучало – незнакомо, странно. В темной квартире стояла тишина. Я сползла с дивана, желудок подскочил к горлу, и я вновь очутилась в ванной – нависла над унитазом и зашлась в безостановочном кашле. Посидела на холодном полу, потом встала, обыскала шкафчик для лекарств – и ничего не нашла. Осмотрела себя – там синяк, тут бледная царапина. Перебрала картинки в голове, изо всех сил попыталась вспомнить и не смогла. Дыра во времени; воспоминание, утраченное навеки.

В последующие месяцы я порой просыпалась от ощущения: вода заполняет легкие, закупоривает горло, а ребра болят от страшного сжатия. Иногда я видела во сне что-то непонятное – и тогда рука Эмми трясла меня за плечо, будила.

Помню, я думала: «С такими, как я, подобного не происходит».

С девочками-домоседками, которые на ночь переодеваются в пижаму и спят на раскладном диване в квартире лучшей подруги.

– Он опоил меня, – сообщила я Эмми. – Он меня опоил, и я ушла.

Единственное, что я знала наверняка; единственное, что я сделала.

…Эмми вновь плеснула водки. Подняла стакан в безмолвном тосте, он мог означать что угодно: скатертью дорога, за новую жизнь, да мало ли, какую бессмыслицу говорят в таких случаях. Однако Эмми ничего не сказала, и водка выжгла тропинку к моему желудку, а Эмми подползла ко мне по полу, в очередной раз наполнила стакан, только теперь села рядом и прислонилась спиной к стене. Первый из множества водочных вечеров, когда мы плавали в легком дурмане и болтали обо всем на свете, – телевизора у нас не было. Сидя плечом к плечу, мы запрокидывали головы, водка согревала желудок, руки, ноги, и в эту минуту я целиком принадлежала Эмми.

Позже, когда наши с ней дороги уже разошлись, меня посетила интересная мысль. Я тогда беседовала с источником, который вынужденно молчал о том, о чем хотел рассказать. Его выдавали выражение лица, сжатые зубы, едва заметное напряжение в плечах. Чтобы разглядеть эти признаки во мне, чтобы распознать недоговоренность, Эмми сама должна была пережить нечто подобное. Выслушав, она лишь поджала губы, коротко кивнула – и все.

Когда через три недели Пейдж забрела к нам в гости, меня убило не то, что Аарон явился с ней. И даже не то, что он вошел в квартиру. Меня убила его улыбка в мой адрес – ни тени раскаяния или смущения. Аарон словно понимал – я буду молчать, мне нечего предъявить, я даже не в курсе, – и улыбался, чувствуя себя победителем.

Не знаю, что именно потрясло меня в Эмми сильнее всего. То, что у нее вдруг оказался нож и она им воспользовалась? Я и сама хотела бы сделать то же самое. Или то, что Эмми не резанула глубже? Меня покорило и то и другое – и порыв, и самообладание.

Невозможно объяснить копам, как хорошо я знала Эмми, чуть ли не досконально. Она едва чиркнула ножом по коже. Боюсь, мне бы самообладания не хватило.

* * *

Согласие на обыск ничего мне не дало. Я не успела убрать из кухонного ящика бостонскую газету. Кайл быстро на нее глянул, отложил в сторону. Узнал или нет? Он видел газету наутро после проведенной здесь ночи. Подсунула ли его услужливая память неожиданное воспоминание? Не успела я спрятать и вещи, украденные Эмми. Оставалось надеяться, что эти безделушки не создадут проблем ни мне, ни ей.

Однако мое сотрудничество давало возможность получить информацию – то, с чем я привыкла работать.

Из разговоров полицейских я узнала, что ищут конкретный нож – с зазубренным лезвием примерно четырех дюймов длиной.

Копы конфисковали все ножи, хоть те и не подходили под описание: и маленькие, и большие, и тупые, и обоюдоострые, и даже набор для разделки мяса. Отсутствие улики ничуть не лучше ее присутствия.

Наконец кухню оставили в покое и разбрелись по дому, начали поднимать диванные подушки, открывать шкафы, заглядывать под мебель. Меня вдруг разобрал смех.

– Что смешного? – полюбопытствовал Кайл.

– Неужели такое бывает? Преступники прячут орудие убийства под диванную подушку?

– Вы не поверите…

– Перефразирую. Неужели преступники несут орудие убийства домой, а не выбрасывают – к примеру, в озеро?

Он отвлекся от кухни, глянул на меня.

– Думаете, нож в озере? – спросил.

Я бы на месте преступника орудие выкинула. В озеро или канализационную трубу. Выкинула бы и умыла руки.

– Ну, в озере, наверное, надежней.

Кайл кивнул и продолжил опечатывать изъятые ножи.