Похоже, Кайл решил, будто я отчаянно за него цепляюсь – девица, которая страшно не хочет быть брошенной. И выставляет себя на посмешище.

Он кашлянул. Спросил:

– Ты останешься здесь?

– А что? Думаешь заскочить на минутку? – То же самое я говорила накануне, только теперь в моих словах слышались злая ирония и гнев.

– Тебе ведь страшно. Патрульные проедут здесь ночью несколько раз. Я распоряжусь. Я тоже буду на связи. Можешь мне звонить.

– Я уже звонила, но ты мне так и не ответил. Кто сообщил о том, что Дейвис Кобб был на озере в ночь нападения?

– Я не могу обсуждать незавершенное расследование. – Оправдание, которое еще неделю назад не имело значения.

– Ты мне уже многое рассказал.

– А не должен был, Лия.

– Ты не можешь обсуждать Дейвиса Кобба? Я думала, он проходит по другому делу.

Однако я кое-что знала, пусть и не понимала. Спрятанное под домом фото Бетани Джарвиц. Незнакомка? Случайный персонаж? Вот и нет! Связь, настоящая связь между делами Кобба и Эмми. И известно об этом мне одной.

Кайл раздраженно стиснул зубы, но не уступил.

– Джеймс Финли мертв уже несколько недель. Повтори, когда ты в последний раз видела Эмми? Вспомни точно.

Он словно играл в игру, где я сперва должна ему что-нибудь дать. Теперь Кайл спрашивал не об Эмми-жертве. Он спрашивал об Эмми-подозреваемой. Меня, свидетеля.

Я закрылась.

– Я уже рассказывала.

– Тогда машина. Когда ты в последний раз видела машину Эмми?

Я недоуменно покачала головой. Выходит, машина Эмми исчезла несколько недель назад, а я не заметила? Я рухнула на ближайший кухонный стул, Кайл сел рядом.

– Она ставила машину за домом, – произнесла я. – Туда надо подойти, чтобы увидеть. Я не обращала внимания…

– Ставила за домом, – повторил он. – Тебя это не наводило на мысль, что Эмми прячет машину? Потому что машина чужая?

Не наводило. Я не задумывалась. Мало ли, очередная причуда. У Эмми их было много, они и делали ее неповторимой.

– Я понятия не имела…

Фраза прозвучала жалко. Как когда-то, в кабинете у Логана – я оправдывалась теми же словами.

Кайл прикрыл глаза, вздохнул, сдерживая раздражение.

– Хочешь подробностей, Лия? Держи. Восемь лет назад в Корпусе мира не было никакой Эмми Грей. Я получил список всех, кто ездил в Ботсвану. Эмми в нем и близко нет. Она не та, кем ты ее считала. Понимаешь? – Он накрыл мою ладонь своей; бессмысленная попытка поддержать. – Эмми врала тебе про работу. Про машину. Лия, на машине фальшивые номера. Она без регистрации. Твою подругу зовут не Эмми Грей.

Я мотала головой. Фото в подполе. Эмми, давшая мне приют. Как их увязать? Она соскочила с парапета, посмотрела на меня…

Я была никем. Стояла у доски объявлений, выброшенная из жизни. Потерянная, напуганная. Не человек – оголенное до костей подобие человека. И тут появилась Эмми. Так разве странно, что она заменила мне содранный кожный покров? Пока он восстанавливался, Эмми жила во мне. Существовала внутри шипов и колючек, которые я отращивала. Когда Кайл сказал, что я совсем ее не знаю, я ему не поверила. Он выкладывал факты, а я думала лишь одно: «Ну и что?»

Ну и что, если Эмми зовут по-другому? Если автомобиль – не ее? Если она не работала в Корпусе мира? Каждый человек – тайна, ожидающая разгадки.

Разве не этого мы ищем на самом деле? За чашкой кофе, за рюмкой вина, на сайтах знакомств и в тягостной болтовне ни о чем? Мечтаем найти того, кто захочет копнуть глубже, увидеть нас такими, какими не видел никто. Захочет узнать по-настоящему, заглянуть в самую душу. Мы мечтаем о человеке, для которого будем важнее работы. Важнее всяких моральных суждений. Важнее какого-то расследования или собственных ожиданий. Мечтаем о том, кто выберет третий вариант ответа, «В». Узнает, что мы натворили, и тем не менее поддержит.

Для Эмми я была важнее. Важнее денег, парней и любых нравственных норм. Я поняла это с самого начала – в тот день, когда она стиснула в руке нож.

Ну и что, если в подполе хранится фото Бетани Джарвиц? Ну и что, Лия? В подобной ситуации Эмми меня не сдала бы.

А, Б или В. Ты знаешь, что бы она выбрала.

Однако затем мелькнула мысль: «Нет, ты ее совсем не знаешь». Все откровения Эмми – выдумки. Я вновь представила день нашего знакомства, взглянула на себя ее глазами: оголенное до костей подобие человека – а лицо-то знакомое… И я увидела Эмми по-новому. Землетрясение и цунами, столкновение миров; тот, в ком ты только что был уверен, вдруг… Начало конца.

Я считала себя прозорливой. Способной учуять историю там, где другие пройдут мимо. Умеющей бережно обнять правду еще до того, как другие ее заметят. Нужно только подойти близко-близко. Погрузиться в чужой мир.

Я знала – у меня слабые границы. Меня тыкали в это вновь и вновь. Профессиональное, личное, я не улавливала различий. Слишком многое пересекалось, и я не понимала, где конец одного и начало другого…

Эмми пустила меня к себе в дом, а я пустила ее к себе в постель, в голову, причем до такой степени, что увидеть прегрешения Эмми означало бы увидеть и свои собственные.

– Как твоя фамилия? – спросила я у нее.

Она улыбнулась, прежде чем ответить.

– Ты правда не знаешь?

Выигранное время, озорной блеск глаз, бутылка водки между нами.

– Грей, – сообщила Эмми, словно в шутку.

Мол – клюну или нет?

– Г-р-е-й или э-й? – спрашивал недавно Донован, и я готова была поспорить, что видела где-то ее фамилию, видела, как она пишется…

Глаза Эмми весело блеснули, когда она назвала фамилию с этикетки на водочной бутылке, – замечу или нет? Я не заметила. Тогда – не заметила. Такая очевидная ложь, такая наигранная… Эмми наверняка решила, будто я все поняла и не придала значения.

Я не та, кем ты меня считаешь.

Я не скажу тебе.

Я никто.

Я закрыла глаза. Мой мир менялся, внутри закипали гнев и отвращение, хотя я не знала, к кому именно – к Кайлу или Эмми.

– Тебе пора, – сказала я ему. – Не то люди неправильно все истолкуют.

Он не ушел. Пристально посмотрел мне в глаза, что-то взвесил. Глянул на часы над раковиной, издал странный звук – будто я его бесконечно огорчила. Наконец сообщил:

– У тебя проведут обыск.

Судя по тону предыдущей беседы, Кайл не собирался об этом предупреждать. Однако предупреждал – то ли ради себя, то ли ради меня, не знаю. Может, чувствовал свою вину и надеялся на второй шанс; может, хотел чего-то взамен. Какая разница?