– Марчин, иди разбуди людей. – Соколиный Глаз поправил платок, снял перчатки и сунул их себе под мышку. Потер ладони, глядя прищуренными глазами на командира роты, которая говорила с прибывшими. – Передай сержанту Ниеми, что, кажется, ее опасения начали сбываться.

– Ее опасения?

– Она поймет. – Старший капрал чихнул, опираясь на автомат.

– Что-то готовится? – Вежбовский топтался на месте.

– Ага. Почти наверняка, но я еще не знаю, что именно. Лучше быть начеку.

– Слушаюсь. – Марчин энергично кивнул. Осторожно прошел к палатке, которую он занимал вместе со вторым отделением, стараясь не сходить с проложенных по болотистой земле узких тропок из плит. Близящееся утро уже начинало отпечатываться на CSS-материале стены, пока что рисуя там светло-серые полосы в местах, больше прочих открытых солнцу. Вежбовский отодвинул полу входа и вошел в полумрак помещения, осторожно обойдя емкость, в которой держали очищенную таблетками воду.

– Я так понимаю, начинается? – Как раз застегивающий разгрузку Сорен Торн глянул в сторону вошедшего. Естественно, он уже был на ногах. По какой-то причине Торн почти всегда оказывался на ногах в тот момент, когда нужно было подниматься, – производя при том впечатление, что большую часть времени он посвящал тому, что бил баклуши или спал.

– Соколиный Глаз говорит, что да, – кивнул Вежбовский. – Сел «мангуст» с каким-то отрядом, и Картрайт с ними разговаривает. Вставайте, работа не ждет!

Он пошел между двумя рядами полевых кроватей, попинывая лежащих и не обращая внимания на сдержанные проклятия, которые сопровождали его действия.

– …мать, что происходит… – бурчал себе под нос О’Баннон, что, однако, совершенно не мешало ему быстрыми, заученными движениями натягивать мундир.

– Что, тревога? – хотела знать Бьюллер.

– Да хер там, а не тревога… Иначе бы мы уже хреначили… – раздалось из спального мешка СиДжея невнятное, но совершенно дельное замечание.

– Сорок семь минут до побудки. – Сержант Лиза Ниеми села по-турецки на постели, потянувшись к стоящему рядом рюкзаку, и с почти аристократическим презрением взглянула на пару носков. – Я не слышала тревоги.

– Капрал Альварес сказал, чтобы я разбудил людей. Передает, что ваши опасения, кажется, сбываются.

Темные, почти темно-синие глаза женщины взблеснули.

– Так и сказал?

– Так точно.

– Неплохо… О’Баннон. – Она скорее произнесла фамилию, чем позвала заместителя. С легким вздохом натянула носки и принялась за берцы.

– Сержант? – Высокий и худой как щепка капрал мигом оказался рядом. Смешным движением пригладил рыжеватые волосы.

– Как только будете готовы, возьмите Исакссон и проведите рекогносцировку. Я хочу знать, прав ли Соколиный Глаз.

– Слушаюсь. – О’Баннон энергичным движением надел шлем. – Милла, выходим!

– Иду! – Миниатюрная девушка набросила на плечи CSS-плащ и взяла с лежанки автомат. – Что-нибудь брать?

– Возьми уши.

– Хорошо. – Она просияла. – Чьи?

– Любые, какие смогут помочь. Ходу. – Капрал двинулся к выходу. Связистка второго отделения мельком отмахнула Вежбовскому и направилась за капралом.

Рядовой проводил выходящих взглядом, а потом снова перевел его на надевающую форменную куртку Ниеми.

– А какими были опасения?

Ниеми потерла ладонями затылок, надула щеки, а потом медленно выдохнула.

– Знаешь, Верба, я боюсь, что у нас более определенная причина быть здесь, чем эти несколько шахт.

* * *

Новость о прибывших распространилась по лагерю с молниеносной скоростью. Десятью минутами позже появились первые теории насчет этого визита, а еще через четверть часа, когда командиры отделений были вызваны на командный пункт, лагерь уже гудел от слухов. Пассажиры поврежденного «мангуста» были чуть ли не единственным реальным доводом, что Союз все еще сражается. Естественно, порой до них доносились далекие взрывы, а командный пункт имел связь с полком. Но вот уже пару недель они не видели никаких других отрядов Союза. Хорошо было знать, что еще остались какие-нибудь, к тому же более реальные, чем прерываемые помехами голоса в рации.

Чувство потерянности и изоляции на Болоте быстро вводило человека в апатию: тут территория человека ограничивалась исключительно единичными бастионами колоний, окруженных серо-молочным саваном тумана.

А стоило и им остаться за спиной, как мир сужался до ближайшего окружения, а звуки размывались и искажались. Порой во время выходов, когда ты шел по щиколотки в воде, сенсоры сходили с ума, а туман ограничивал видимость до нескольких – максимум до десятка – метров, даже укутанных в CSS-плащи коллег можно было принять за порождение твоей фантазии.

Лагерь помогал, хотя не до конца – все же он не был укрепленной базой, не вырывал пространство у Болота; скорее становился его частью. Случалось, что люди терялись по дороге на свои посты, а вся рота повторяла историю Картошки Швайцера. Мрачный, неразговорчивый немец якобы исчез без следа, идя в арьергарде возвращающегося после операции отделения Чокнутого Борджиа, когда авангард отряда уже входил в зону действия сенсоров периметра.

Конечно, отряд Борджиа был измучен, большая часть людей – на стимуляторах, они несли двух раненых и что-то могли перепутать. Но никто к этим аргументам как-то не прислушивался. Может, когда-нибудь, подальше от этого места. Но не сейчас.

Главным образом потому-то Вежбовский и обрадовался, увидев Торна, который появился вместо Соколиного Глаза. Марчин не мог раскусить рядового, что был лет на десять старше его, а его сарказм действовал поляку на нервы. И все же на посту любое общество было приятно – особенно учитывая, что контролирующий себя, вечно кривящийся в иронической улыбке солдат казался абсолютно невосприимчивым к психологическим влияниям Болота.

– Как думаешь, что происходит? – спросил Вежбовский, пытаясь придать своему голосу тон легкой безбашенности. – Нас отводят?

– Нет. – Сорен Торн вышагивал по территории поста – медленно, внимательно всматриваясь в грязь под ногами.

– Нет?

– Нет. – Рядовой наконец остановился, несколько раз переступил с ноги на ногу и, похоже, удовлетворенный результатом инспекции, присел. С наброшенным маскировочным плащом, закрыв нижнюю часть лица платком, он походил в этот момент на небольшой серый пригорок.

– И все? – фыркнул поляк. – Никаких аргументов?

Торн пожал плечами, но кроме этого не отреагировал никак. Нижний край его плаща начал приспосабливаться к цвету грязи.

– А что говорить? – буркнул. – Нас не отводят. Я скорее жду большой операции.

– Боль… как это тебе в голову пришло? Потому что кто-то к нам прилетел? – Марчин рефлекторно оглянулся в сторону невыразительных контуров палаток.