— Здесь нечего больше делать! — С запозданием он вспомнил охарактерном шипящем говоре драконов. — Ес-с-сли карлик с-с-сбежал, нашповелитель с-с-сумеет найти его лучше, чем кто бы то ни было!

Убедить драконов оказалось делом несложным. Какой-топроблеск в сознании хозяина тела подсказал Уэллену, что все три гигантатрепещут перед могуществом старого, согбенного карлика. Что же за сила у него,если эти чудища даже втроем боятся столкнуться с его волшебством?

С быстротой, едва не заставшей ученого врасплох, два другихдракона взмыли в воздух. Вихрь, поднятый их огромными крыльями, промчался полугу. Уэллен подумал было, как это скажется на его спутниках, и тут жевспомнил, что сам он — до сих пор в драконьем теле. Если ему не хочетсяпровести остаток жизни среди этих тварей, нужно отыскать способ выбраться или…

Едва Уэллен успел подумать обо всем этом, как обнаружил, чтокрепко обнимает Забену и Сумрака, а три исполина поднимаются все выше и выше внебеса. Воздух наполнился пылью и сухой травой, отчего люди едва незадохнулись. Даже Сумрак, казалось, думал лишь о том, чтобы укрыться получше,пока ветер не утихнет, — и его просторный плащ был как нельзя кстати.

Постепенно все улеглось. Ветер снова превратился в легкийбриз, а пыль и солома осели на землю. Драконы же — к тому времени, как Уэллен сЗабеной решились посмотреть вверх — успели умчаться далеко на север.

И тут оказалось, что третий их товарищ по несчастью уже нележит на земле беспомощной грудой тряпья.

— Вы заслужили мою благодарность, — сказал Сумрак,возвышаясь над ними.

Волнения в его голосе почти не чувствовалось, словно чародейблагодарил за какой-нибудь пустяковый подарок. Сумрак устремил взгляд ксеверному горизонту.

— Значит, и драконы остались с носом…

Забена молчала — возможно, взвешивала свои шансы противСумрака, — но Уэллен не собирался дожидаться, пока старый колдун снова решитвсе за них. Он уже показал чародею, что ему без опаски можно вверитьсобственную жизнь, и теперь намерен был доказать, что его следует такжеуважать, а к мнению его прислушиваться.

Укрепившись в своей решимости, он выпрямился.

— Ты поблагодарил меня, но, пожалуй, не сознаешь, в какоймере обязан нам.

На лице бессмертного вновь появилась слабая улыбка, но онничем не ответил на проявленное Бедламом нахальство. Пожалуй, чародей даже счелего забавным.

— Ты лежал в обмороке — да, признаю, по моей вине… — Потвоей вине?

Интерес чародея к Уэллену возрос. Даже скептическая улыбкаисчезла с его лица.

— Моей. — Новоиспеченный колдун не желал разбираться сейчасс этой проблемой, ее можно было обсудить и позже. А что, если бы мы бросилитебя здесь, беспомощного, на милость драконов? Король-Дракон наверняка заинтересовалсябы тобой, учитывая то, что здесь недавно произошло!

— И в самом деле… — Сумрак перевел взгляд на Забену,стоявшую за спиной разгневанного ученого, положив руку ему на плечо. — Забудь освоих хозяевах, женщина. Того, что ты спасла меня, они не простят никогда. Еслибы я попал к драконам, тебе, пожалуй,простили бы все. Даже то, что ты потерялакарлика и книгу.

Забена молчала, и Уэллен мысленно поблагодарил ее. Онатолько с силой сжала плечо ученого, не оставляя сомнений в том, что жалеет осодеянном.

Чародей снова обратил внимание на низкорослого человека.Уэллен понимал, что, будь он даже нормального роста, все равно не смог бы прямосмотреть в глаза закутанному в плащ исполину. Сумрак был на добрый десятокдюймов выше среднего роста, а из-за властной осанки казался еще выше.

— В чем-то ты прав, господин Бедлам. Я в долгу перед тобой —но не только за спасение моей жизни.

Сумрак откинул свой капюшон за спину и заморгал, привыкая ксолнечному свету. Хрустальные глаза его то вспыхивали, то гасли под лучамисолнца. Забена судорожно вздохнула. Впрочем, глаза чародея внушали беспокойствои Уэллену. Кто же он такой на самом деле? Его называли Герродом, но это ничегоне объясняло. Уэллен даже не был уверен, что это имя — настоящее. Правда, в легендахчто-то такое упоминалось.

Кто же он?

Чародей смахнул волосы, упавшие на глаза.

— Я в долгу перед тобой за нечто, весьма существенное дляменя. В последние годы мне все труднее и труднее сохранять ясность рассудка.Мимо меня прошло так много времени… И как медленно оно тянулось! Эффект, должентебе сказать, просто испепеляющий!

И почти все это время ты провел в одиночестве. Оставалосьлишь удивляться тому, что Сумрак не свихнулся окончательно и временамирассуждал вполне здраво.

— Ты послужил мне якорем, господин Бедлам. Якорем, которыйпозволил мне утвердиться на земле. Некоторым образом — потому что я преследовалтебя; это поставило передо мной хоть какую-то цель… Но это неважно. Более всегомне помогло то, что я увидел себя… в тебе.

— Все это очень мило, — перебила его Забена. Она по-прежнемустискивала руку Бедлама. То, что они до сих пор оставались здесь, заставляло еенервничать все сильнее, и Уэллен вполне разделял ее чувства. — Но для беседыможно найти более подходящее время и место.

— И вправду… — Он резко надел капюшон. Уэллену показалось,будто перед ним захлопнулась дверь. Несколько мгновений назад он почтиразглядел человека, прячущегося под защитой теней, а теперь перед ним вновьстоял великий волшебник с непроницаемой маской вместо лица. — И именно мнепридется переместить туда всех, поскольку вы оба на это, кажется, неспособны…

Сумрак начал было крутиться на месте, но почти сразуостановился и оценивающе, как показалось Уэллену, взглянул на него.

—  — Твои возможности, господин Бедлам, гораздо больше, чемя полагал.

— Что это значит?

— Я до сих пор не могу ничего никуда телепортировать, какойбы вариант заклинания ни пробовал. Пожалуй, ты оказался слишком тяжелым якорем.

И Уэллену, и Забене подобное заклинание было неподвластно,надеяться они могли только на Сумрака.

— Я должен исправить то, что сделал?

— Это было бы весьма любезно с твоей стороны. Уэлленпопытался думать об отмене собственного заклятия. Он увидел радужное свечение,словно манившее к себе, но едва мысленно потянулся к нему, все пропало.

Сумрак покачал головой:

— Сдается мне, мы обречены идти пешком.