лишь бы немного заработать. Они думают, что если назовутся моей семьей, то вы приедете, снимете небольшой фильм и немного заплатите им или оставите какую-нибудь еду. Не знаю, честно говоря, на что они рассчитывают, но постарались бы они очень хорошо!

У меня, к сожалению, не было маминых фотографий, но Джерри предложил другой способ проверки:

– Нам нужен какой-то секрет про тебя, что-то, что знает только мама.

– Мама часто называла меня Автохол, это значит «маленький рот».

– Как думаешь, она помнит это?

– Ну еще бы!

Так мое детское прозвище превратилось в пароль. На первую пару вопросов корреспондентов BBC женщины отвечали, но Автохол не давал нам себя задурить. В конце концов мне позвонили и сказали, что нашли одну женщину, которая, вероятнее всего, и есть моя мама. Прозвища она не помнила, но смогла подробнее всего ответить на вопросы о моей биографии.

Я вылетела в Лондон ближайшим рейсом. У нас был проработан довольно сложный план. Сначала летим в Аддис-Абебу, столицу Эфиопии, там нанимаем небольшой самолет, который доставит нас на границу Сомали. Из-за войны мы не сможем попасть в страну, поэтому моим родственникам придется встречаться с нами здесь, посреди пустыни. Приземляться нам предстояло прямо на песок, камни и кустарник.

В Лондоне ко мне снова прицепился Найджел. В целом я старалась общаться с ним и поддерживать дружбу. Тогда я выплачивала его ипотеку за дом в Челтнеме, потому что он не работал и не стремился этого делать. Я как-то помогла ему и устроила через знакомых в «Гринпис», но он продержался там всего три недели, потому что вел себя как полный придурок. Сейчас он появился, чтобы уговорить взять его с собой в Африку на съемки.

– Я должен поехать с тобой. Должен знать, что с тобой все будет в порядке.

– НЕТ! Ты что, с ума сошел? Что я, по-твоему, скажу маме, как представлю тебя?

– В смысле, как? Я твой муж!

– Да какой муж! Пожалуйста, давай перестанем это обсуждать. Ты не поедешь, и точка.

Уж точно не его я хотела знакомить со своей мамой после стольких лет разлуки. И точно я не хотела представлять его как мужа.

Найджел давно напрашивался на съемки со мной и часто мотался со мной на совместные обеды с Джерри. Тот был тоже от него не в восторге. Сейчас после моего отказа он попросту украл мой паспорт – а до отлета оставалось всего три дня. Уговоры на него не действовали, и я в полном отчаянии назначила встречу с Джерри:

– Представляешь, он паспорт мой украл и не отдает теперь.

Джерри закатил глаза и схватился за голову:

– Боже, как он уже надоел! Как только земля носит такого урода? Достал!

Он вместе с коллегами попытался поговорить с ним по-мужски:

– Слушай, Найджел, заканчивай этот цирк. Ты же взрослый человек. Мы почти закончили съемки, ты же не хочешь, чтобы все пошло прахом? Нам очень нужно, чтобы финал состоялся именно в Сомали, а потому мы обязаны отвезти Варис туда. Поэтому давай-ка ты…

Думаете, у них получилось? Нет! Он просто уехал с моим паспортом в Челтнем. Мне пришлось ехать к нему лично и уговаривать, но и это не помогло – он твердо стоял на своем и был согласен вернуть мне паспорт, только если мы возьмем его с собой. Я была в отчаянии – я не видела маму пятнадцать лет, и вот Аллах услышал мои молитвы. А я могу все потерять из-за какого-то упрямого психа.

– Найджел, как же ты не поймешь? Ты не можешь поехать туда просто так! Что ты собрался там делать, мешать всем? Я не видела маму пятнадцать лет, и ты сейчас отнимаешь у меня эту возможность!

– О, Варис, ты очень несправедлива ко мне!

Каким-то чудом мне удалось убедить его вернуть паспорт – взамен мне пришлось пообещать, что мы съездим в Африку после съемок. Уже только вдвоем. Я, конечно, бессовестно наврала ему и не особенно горжусь этим. Но с такими типами, как Найджел, увы, договариваться по-взрослому не очень получается.

Самолет привез нас в Галади, небольшую эфиопскую деревню на границе страны, куда стекались сомалийские беженцы, спасаясь от войны. Нас, должно быть, заметили еще издалека – когда самолет приземлился на раскаленном песке, вокруг уже все было усыпано людьми. Пообщаться с ними у нас не удалось – английского они не знали и говорили на незнакомом мне диалекте сомалийского.

Что со мной тогда творилось! Запах раскаленного воздуха и песка всколыхнул во мне все детские воспоминания. Я не могла больше стоять на месте и просто побежала куда глаза глядят.

– Варис, ты куда?

– Я сейчас, я скоро вернусь…

Я бежала и черпала ладонью землю, растирала ее в руках, жадно впитывала сухой горький аромат деревьев и воздух моего детства. Все эти чахлые растения, рыжие барханы были мне родными, и я не могла перестать любоваться. Вот где мой настоящий дом! Я присела под деревом, ощущая, как внутри меня радость борется с грустью. Как я жила без этого столько лет?

Когда я вернулась в деревню, выяснилось, что все идет не по плану. Та женщина, которую мы приняли за маму, ею не оказалась, а где искать мою настоящую, никто не знал. Телевизионщики приуныли – второй раз бюджет на поездку сюда им не выделят, а без съемок в Сомали не получится хорошего фильма.

Я была в отчаянии – я не видела маму пятнадцать лет, и вот Аллах услышал мои молитвы. А я могу все потерять из-за какого-то упрямого психа.

Мы обошли всю деревню и поговорили, наверное, с каждым ее жителем. Все нам очень сочувствовали, так что скоро слухи о нас распространились по всей округе. Вечером того же дня ко мне подошел пожилой мужчина:

– Помнишь меня?

– Честно говоря, нет.

– Ну как так? Я – Исмаил, я из племени твоего отца. Мы близкие друзья.

Тут-то я сообразила, что за человек стоит передо мной – последний раз я видела его еще ребенком.

– Я думаю, что знаю, где искать твою семью. Я смогу найти твою маму, только мне нужны деньги на бензин.

«Ну как вот я могу ему верить? Тут все хотят нас надуть. Сейчас дадим ему деньги, а его и след простыл».

– У меня есть грузовик, – продолжал тем временем Исмаил. – Конечно, он так себе…

Исмаил указал на грузовичок-пикап. Такой можно встретить только в двух местах на земле – в Сомали и на автомобильной свалке в Америке. У пикапа не было лобового стекла, а то, что со стороны пассажира, было все в трещинах. Не представляю, как он на нем ездил, ведь прямо в лицо ему лезли мошки и песок. От шин тоже почти ничего не осталось – они были почти лысыми. А кузов был помят так, будто по нему долбили дубинкой.

– Подожди немного, я посоветуюсь с остальными, – нерешительно сказала я и пошла искать Джерри.

– Вот этот человек – друг моего отца. Он говорит, что знает, где найти мою семью, и готов помочь нам. Но ему нужно дать денег на бензин.

– А верить ему можно?

– Да кто же знает? Но, кажется, это наш единственный вариант.

Мы дали Исмаилу денег, и тот тотчас скрылся в облаке пыли. Джерри печально смотрел ему вслед и был настроен очень пессимистично. У нас было только восемь дней, а потом за нами прилетит самолет. Мы не можем сказать пилоту: «Э-э-э, у нас