— Ты… — Жаик задохнулся, он совсем забыл, что ещенесколько минут назад сам был вынужден признать мою невиновность. — Тымогла… Ты могла отравить его. Вот тебе и отсутствие следов насилия…

— Я?!.

Эта мысль была столь же нелепой, сколь и оскорбительной. Ивсе же — самой логичной. Чем иначе объяснить мистическую кончину АлексеяАлексеевича Титова? Абсолютно здорового человека, который собирался дожить долетних Олимпийских игр?..

В кабинет снова заглянул Андрей.

— Там гости… Волнуются…

— Скажи, что мы сейчас, — Юхно подошел к двери иплотно прикрыл ее. И снова обратился ко мне:

— Серьезное обвинение.

— Подумайте, зачем мне было убивать его?

Действительно, зачем? Я не любила его: во всяком случае, нетак страстно, как любила Быкадорова. Я не любила его, но могла полюбить. Яхотела нравиться ему, он чуть-чуть ударил мне в голову — совсем немного, какхорошее коллекционное вино… Но даже если отбросить эти романтические сопли ипосмотреть на все с практической точки зрения… Живой Титов мог дать мне многое,если не все. Умерший Титов терял для меня смысл — точно так же, как терялосмысл мое пребывание в этом доме. Вся его челядь смотрит на меня, как науличную девку, которой выпал счастливый билет… И не только челядь. ВладимирМихайлович Юхно, директор частного охранного предприятия, думает точно так же.

— Пожалуй, у вас действительно не было повода, —он сочувственно улыбнулся.

— Никто не знает… Повод может быть самымнезначительным, — настаивал на своем казах.

— Ну, хорошо. Допустим. Допустим, я отравилаего, — я не узнавала своего голоса, таким циничным и отстраненным онбыл. — Дала какой-то хитрый, сильнодействующий яд. Я даже могла заставитьего раздеться…

В этом месте моей тирады Владимир Михайлович понимающехмыкнул.

— Но как я могла заставить его приставить конторку кдвери ?

— Возможно, что-то сильно его напугало, — высказалосторожное предположение Юхно.

— Если его что-то и напугало, то только не я. Еслиучесть, что предыдущую ночь мы провели в одной постели.

Жаик снова скрипнул зубами. До чего же противный звук, чертвозьми!..

— Она права, Жаик. Посмотри на его лицо.

И хотя Юхно обращался к казаху, совершенно игнорируя меня, ятоже подошла. Лицо Титова было искажено гримасой: смесь легкого ужаса,сладострастия и чего-то еще. Чего именно — я определить не могла. Веки его небыли плотно прикрыты — так же, как у Быкадорова. И — так же, как уБыкадорова, — в их глубине тлел потусторонний огонь.

Я поежилась и отвернулась. Злость на Леху поднялась во мне сновой силой: сукин сын не оправдал тех ожиданий, которые я на него возлагала. Ивтянул меня в еще одну неприятную историю. И оставил мое любопытствонеудовлетворенным. Я была в двух шагах от тайны и не имела к ней ключа. Я моглатолько констатировать факты. А факты нашептывали мне на ухо: за последний месяцты стала свидетельницей двух почти одинаковых смертей. И так и не узнала ихпричины.

— Ладно, эксперты им займутся, — Юхно быстренькоумыл руки. — Где у вас телефон?

Жаик кивнул на письменный стол Титова.

— Сделаю пару звонков своим людям. Огласка нам совсемне нужна. Еще раздуют до заказного убийства…

Пока Юхно договаривался с кем-то по телефону, Жаик отправилАндрея за простыней, чтобы прикрыть труп. Ко мне он потерял всякий интерес.Оставаться в кабинете мне не хотелось, но выходить наружу, к друзьям покойногоЛехи, хотелось еще меньше. Подумав, я решила дождаться конца разбирательства.Максимум, что мне грозит, — это протокол допроса. Но допрос я ужепроходила и считала это делом совсем нестрашным, хотя и тягостным.

Владимир Михайлович все еще не мог оторваться от картины.

— Можно подумать, что это вы, — снова сказалон. — Ваши предки не жили в Голландии? Это ведь голландская картина, еслия не ошибаюсь?

— Мои предки жили в Самарканде.

— А почему вы рыжая?

— Спросите что-нибудь полегче.

— Полегче? Вы действительно не знаете, что здесьпроизошло?

— Нет.

— Думаю, вам лучше уехать отсюда. После того, как будутсняты показания, разумеется…

Все ясно. Его визитку можно спустить в унитаз. Равно как ивсе прочие визитки. Моя стремительно начавшаяся карьера светской львицы так жестремительно завершилась.

— Да. Я понимаю.

— Мне очень жаль, Катя.

Уж не нашей ли бурной ночи?.. Я подумала о том, что дляпылкой влюбленной выгляжу очень уж нейтрально. Никаких следов скорби на лице.История с Быкадоровым повторяется. Что же я за бездушная скотина в самом деле?Даже плохо выстиранный комбине-зончик сочувствия жмет мне и морщит в складках.

— Вы не выглядите особенно огорченной, — господинЮхно как будто читал мои мысли.

— Я просто не могу поверить… Не могу прийти в себя…

— Но рассуждаете довольно здраво.

— Вы хотите, чтобы я заламывала руки?

Юхно ничего не ответил, зато Жаик посмотрел на меня соскрытым торжеством: вот видишь, сучка, тебе не верю не только я!..

— А это что такое? — Юхно, отошедший в дальний отменя угол, за кресло, присел на корточки. — Алексей что, кота завел? Он жетерпеть их не мог…

Пупик! Боже мой, Пупик!.. Я бросилась к Юхно, едва не задевраспростертое на полу тело Лехи. Пупик лежал на полу и не подавал никакихпризнаков жизни. Бедный мой кот, вздорный кастрат, любитель сухого корма,свежей печенки и помидоров, лучшая грелка в конце февраля и лучший утешитель…

— Пупик! — прошептала я и рухнула перед котом наколени.

— Это ваш кот?

— Да, это мой кот… Да… Да…

— Единственный свидетель, — констатировал ВладимирМихайлович. — К сожалению, он не сможет нам помочь.

Бедный Пупик распростерся на полу, беспомощно вытянув лапы.По странному, пугающему стечению обстоятельств он почти полностью повторил позумертвого Лехи. Я провела дрожащей рукой по боку кота и тотчас же отдернула ее.Шерсть потянулась за моими пальцами и клочьями вылезла из бока. Пупик слабомяукнул.

— Он жив… Господи, он жив, — пролепетала я.

— И все равно ничего не скажет.

— Нужно позвать ветеринара… — состояние несчастногоПупия Саллюстия Муциана не внушало мне никаких надежд, но все же, все же…

— Вы с ума сошли? — тактично шепнул мне на ухоЮхно. — В доме труп хозяина, а вы причитаете над котом. Разве не видите,что он на последнем издыхании?

— Может, его еще можно спасти… Мне нуженветеринар, — я стянула с кресла накидку, приподняла теряющего шерсть котаи положила его на ткань.