и сама. Главное поймать машину. Водитель многозначительно переглянулся через зеркало заднего вида с Громовым, будто спрашивая разрешения. Евгений едва заметно кивнул, и Таня, схватив папку с документами, вышла из автомобиля. Её сердце бешено билось, пульсацией отдавая в виски. Хотелось побыть одной. Хотелось остыть.

Евгений приехал в аэропорт первым. До окончания посадки на самолет оставалось около двадцати пяти минут, но его пропустили. Он уведомил сотрудников аэропорта и про скорое прибытие Тани.

Когда Громов занял место рядом с Алисой, та не скрыла своего удивления. Она полагала, что вернутся они с Таней вместе, но Алексеева буквально вбежала в самолет несколькими минутами позднее.

* * *

– Что-то меня не радует твое настроение, Таня, – вздохнул Арсений, сидевший рядом со своей подопечной в автобусе. В Мюнхен российские фигуристы прилетели около часа назад, и теперь предстояло добраться до Оберстдорфа.

Несмотря на красоту весенней Баварии, испещренной зелеными лугами и горами, на вершинах которых виднелся снег, настроение Тани было практически на нуле, если и вовсе не уходило в минус.

– Это же Оберстдорф! – попытался приободрить Арсений. – Все любят Оберстдорф!

– Я, кажется, тоже его люблю, – тихо ответила Таня, не в силах оторваться от видов за окном, но при этом понимая, что фраза её относилась не к маленькому городку, а к вполне конкретному, немаленькому человеку.

Мельников кивнул, удовлетворенный таким ответом, а затем и сам погрустнел. Алиса сидела где-то впереди, и он не мог увидеть её лица. Она обожала эту базу. И, ещё будучи чиновником, он приложил все усилия, чтобы заполучить это место для сборов.

Красоты здесь было действительно много. Невероятно уютные двухэтажные домики в Тирольском стиле, небольшие и скромные в своем внешнем убранстве католические храмы, что соседствовали с изумительной по красоте природой. И если в России май только начинал набирать обороты, вспоминая о том, что следующий месяц и вовсе летний, то в Баварии уже царила по-настоящему жаркая погода. Всё кругом было зеленым и свежим, а луговые цветы сиреневых и желтых оттенков раскинулись по обеим сторонам от автомобильной дороги, привлекая насекомых.

Таня устало улыбнулась, когда одна из бабочек пролетела у самого окна, продемонстрировав яркий окрас крыльев.

– Хочешь, расскажу тебе секрет? – вдруг предложил Мельников, бросив заговорщический взгляд на Таню и дожидаясь, пока та повернет к нему голову.

– Давай.

Мельников, желая всё же поднять настроение подопечной, наклонился к её уху, желая сохранить максимально забавную таинственность:

– До того, как Громов ушел в парное, я собирался уйти туда же.

– Что? Правда? – Таня изумленно отодвинулась к окну, чтобы лучше видеть тренера.

– Да, – сдержанно засмеялся он, но затем его светло-голубые глаза стали грустнее, – я ведь высокий, а ты знаешь, что рост сказывается на многооборотных прыжках одиночников не лучшим образом.

Таня кивнула, но вновь вспомнила Громова. Вот уж на ком не сказывается двухметровый рост. Исключительное исключение из всех правил и, кажется, даже из законов физики.

– И мне пророчили, что к восемнадцати годам я потеряю все четверные, – продолжил Арсений, горько ухмыльнувшись. Свои прыжки он потерял ещё раньше. Как и карьеру фигуриста в целом.

– И нужно признать, что парное катание самое рискованное и зрелищное, – кивнул Мельников. – Но мы всегда соревновались с Женей, и когда он ушел в парное раньше меня, я понял, что мне лучше остаться в одиночном.

– Жалеешь об этом? – предположила Таня.

– Немного, – признался Арсений. – Кто знает, возможно, тогда не было бы четверного риттбергера, на котором я получил разрыв мениска. Возможно, я бы до сих пор катался.

– И продолжалось бы ваше легендарное соперничество с Женей, – мечтательно улыбнулась Таня.

– Соперничество? – хмыкнул Мельников. – Я превзошел бы его!

– О, простите-простите, босс! – засмеялась Таня. – Разумеется!

– Только никому не говори, – подмигнул Арсений, когда автобус остановился у тренировочной базы, и было необходимо разбудить Илью, дремавшего на заднем ряду. – Для всех остальных я бесконечно люблю только одиночное катание.

– Сеня, – вдруг обратилась Таня, когда тот доставал сумку с верхней полки. Дождавшись, пока тренер встретиться с ней взглядом, она продолжила: – Мне жаль, что ты не перешел в парное, мы могли бы стать классной парой.

– Я нисколько не сомневаюсь в этом, Таня, – искренне улыбнулся Мельников. – Спасибо.

Пока российские фигуристы проходили небольшое расстояние до уютных домиков, разминая ноги после суммарных четырех часов сидя, Евгений невольно посматривал на Таню. Было интересно, как она отреагирует на окружавшую их красоту. И было жаль, что он не сможет увидеть её реакцию на удивительный каток со стеклянной стеной, за которой виднеются предгорья Небельхорна.

Прибывших фигуристов расселяли по двое. Тане изначально достался номер с другой парницей, но Ксюша быстро взяла эту ситуацию в свои руки и теперь с широкой улыбкой направлялась вместе с подругой к их номеру.

Громову повезло меньше. Ему достался номер с Мельниковым. Но когда олимпийский чемпион обреченно и раздражительно громко озвучил вопрос: «да что не так с этим днем?», его поселили с Алисой. Она, в свою очередь, за счастье посчитала бы если её поселили как раз с Арсением, но если бы сказала об этом, то Жене пришлось бы точно завершить карьеру, а затем сесть в тюрьму за двойное убийство…

* * *

Таня открыла глаза, услышав, как к утреннему пению птиц добавились ставшие уже привычными звуки ударов. Приподнявшись, она откинула с себя легкое одеяло и бросила опасливый взгляд на спящую Ксюшу. Все предыдущие два дня у одиночницы были ранние тренировки, а потому Таня оставалась одна и могла без зазрения совести смотреть на небольшую тренировочную площадку, где каждое утро Громов, будучи в одних шортах, бил кувалдой по огромной покрышке. В первое утро Таня из интереса выглянула в окно, желая узнать природу странных звуков, но осталась стоять около двадцати минут, так как зрелище было завораживающим. Настолько, что Таня была уверена, что некоторые девушки даже купили бы билеты, чтобы на такое посмотреть.

Но меньше всего Тане хотелось, чтобы за этим её застала Ксюша, так как вновь начнет донимать глупыми вопросами в духе «когда вы уже перестанете быть баранами и помиритесь?», а также сдобрит их фразами «чур, я свидетельница на вашей свадьбе» и «назовите дочку в честь меня».

А придумывать ответы хотелось меньше всего. Как не хотелось в принципе думать про их несложившиеся отношения. Хотелось просто смотреть на физически совершенного мужчину, чья накачанная спина покрылась легкой испариной и теперь призывно поблескивала под лучами утреннего солнца.

Стоя у окна и чуть отодвинув штору, Таня услышала, как Ксюша начала ворочаться и что-то неразборчиво бормотать, а потому пришлось на цыпочках добежать до своей постели, запрыгнуть на неё и для большей правдоподобности накрыться одеялом с головой.

– Это… – сонно простонала Ксения, с трудом открывая глаза и не понимая, откуда взялись странные звуки, мешавшие отоспаться за последние два дня. – Это что за «долбежка»?

Таня под одеялом прыснула со смеха, но быстро одумалась и пару раз кашлянула.

– О, ты ещё и заболеть успела, – проворчала Ксюша, поднимаясь с постели. Добравшись до окна, она с громким неприятным звуком дернула вбок шторы, а затем распахнула его, высовываясь наружу по талию и безошибочно находя источник своего недосыпа.

– Громов! – позвала, призывая на мгновение отвлечься и развернуться к домику. – Ты обалдел?

Таня, из последних сил сдерживая смех, лежала под одеялом и несколько долгих минут с удовольствием слушала перепалку Жени и Ксюши, в результате которой они разбудили ещё нескольких фигуристов.

* * *

Евгений с Алисой возвращали себе прежний высокий уровень взаимодействия на льду, а Ольга Андреевна, наблюдая за ними, отметила, что Калинина/Громов это всё же команда, а вот Алексеева/Громов – несомненно пара. И тот, и другой вариант имел место быть в фигурном катании. Вот только опытный тренер сама не могла дать ответ на вопрос о том, что всё же было лучше. Омрачало картину и то, что Алиса с Женей, и без того частенько ругавшиеся друг с другом в рабочих моментах, теперь стали делать это намного чаще.

– Ну и руки же у тебя, – недовольно ворчала Алиса, когда Громов поставил её на лёд после тройной подкрутки. Он поймал её не за талию, как полагается, а чуть