Но после неожиданного возвращения Сосо Медашвили вся эта налаженная система защиты перестала казаться Зинчуку достаточно надежной. Не вдаваясь в подробности сложных отношений уголовного авторитета и преуспевающего коммерсанта, достаточно сказать, что, помимо взаимовыгоды, они строились на презрении и страхе. Презирал бизнесмена Сосо, намеревавшийся купить себе после отсидки корону вора в законе. Боялся Зинчук, за счет которого это должно было произойти. Матерый волк и племенной бык в одном загоне – вот что представлял собой этот странный симбиоз. Никто не мог с уверенностью предугадать, как долго оба сумеют уживаться рядом, но ни у кого не вызывало сомнений, что закончится это в любом случае плохо. Убежден в этом был и сам Владимир Михайлович Зинчук.

Рабочий день вторника уже подходил к концу, а он так и не сумел заставить себя заняться неотложными делами. Отменялись встречи, отсылались восвояси посетители, росла на столе кипа неподписанных бумаг. Зинчук неподвижно сидел в своем кресле и смотрел в окно. Из-за прозрачного бронированного листа, заменявшего стекло, небо над соседней крышей было окрашено в голубоватый цвет, но Зинчук отлично знал, что это лишь иллюзия. Такая же, как его деловые отношения с Сосо.

Все, что умел и любил делать грузин, это транжирить деньги, заработанные Зинчуком. Сначала он просто давал компании «крышу», потом постепенно скупил акции и в один прекрасный день превратился в полноправного совладельца. Делить с ним прибыли было все равно что переваривать пищу на пару с солитером – ни пользы, ни удовольствия, один сплошной вред. Хитроумная комбинация, в ходе которой Сосо отправился мотать срок, обошлась Зинчуку недешево, но цель оправдывала средства… до тех пор, пока грузинский партнер не вышел на свободу еще более опасным и ненасытным, чем прежде.

Рубоповские чины, гарантировавшие Зинчуку как минимум пятнадцать лет независимости, теперь делали вид, что не помнят никаких договоренностей. Начальник оперативного отдела полковник Фролов и его заместитель Ивасюк, которые до недавних пор прикрывали фирму вместо Сосо, сделались вдруг необычайно занятыми и настроенными на официальный лад. Выслушав претензии Зинчука, Фролов впервые за последние годы обратился к нему по имени-отчеству и сухо предложил действовать через своего заместителя. Ивасюк же с утра до ночи проводил бессрочное оперативное совещание, так что встретиться или хотя бы переговорить с ним не удавалось.

Стало ясно – менты поджали хвосты. Они прекрасно знали, что произойдет с Зинчуком, если вдруг выяснится, что он организовал возбуждение уголовного дела против Сосо Медашвили, и заранее умывали руки. Те самые руки, которыми все было проделано. А над головой Зинчука, в которой созрел коварный план, нависла опасность.

Тяжело вздохнув, он развернулся вместе с креслом к овальному столу, сработанному из цельного спила кедра. Покрытый зеленоватым мрамором и отделанный бронзой, он весил немногим меньше танка, и под полом кабинета пришлось устраивать дополнительные перекрытия. Теперь Зинчук чувствовал себя так, словно в любой момент мог провалиться в преисподнюю. Вместе со своим замечательным столом и браслетом от Гуччи, стоимость которого пришлось позабыть сразу после приобретения, чтобы не сожалеть о бездарно потраченных деньгах.

Главным украшением стола служил так называемый бонсай – карликовое деревце в китайской плошке на драконьих лапах. Карликовую яблоньку два года назад подарила Зинчуку единственная дочь. То был день его рождения, поэтому Светочка была мила настолько, что научила отца подрезать корни растения, ограничивая ему рост. Они выпили шампанского и пожелали друг другу удачи, после чего дочь села в самолет, который должен был доставить ее в лондонский аэропорт Хитроу, а перенес… прямиком в могилу.

Сразу после этой трагедии на столе Зинчука возникли фотографии дочери, и все, кому выпадала честь лицезреть их, почтительно умолкали. Четырехлетняя Светочка в детской панамке, семилетняя Светочка в лицее, двенадцатилетняя Светочка в обнимку с папой на борту яхты и так далее и тому подобное. Не так давно галерею снимков довершил еще один, что вызывало у людей несведущих полнейшую растерянность. Покойная Светлана вновь позировала перед фотообъективом со своим отцом, но на этот раз – в подвенечном платье. О том, что это подмена, знали немногие.

Для того чтобы создать эту иллюзию, Зинчук затратил массу времени и средств. Он искал не просто точную копию своей любимицы, но выдвигал требование, чтобы претендентка являлась ровесницей и тезкой дочери.

Мечта осуществилась. Обретя Светлану Кораблеву, Зинчук почти перестал ощущать невосполнимость утраты и заново научился радоваться жизни. Он сотворил себе кумира и был готов боготворить молодую жену до конца своих дней. Но тут явился проклятый Сосо и все испортил. Единственную любовь Зинчука, в которой воплотились его отцовские и просто мужские чувства, испоганил уголовник, сделавший это умышленно, чтобы лишний раз подчеркнуть свое превосходство. Для того чтобы унизить Зинчука окончательно, он даже взялся откармливать его жену, словно она была обыкновенной гусыней или телкой.

Черножопый выблядок, дикарь! Чтоб он сдох, этот Сосо Меда…

…швили возник в кабинете внезапно, как черт, которого даже мысленно поминать не рекомендуется, тем более к ночи. Черные волосы глянцево лоснятся от геля, вокруг – запах дорогой парфюмерии и пота, в руке щегольский суперплоский пистолет.

– В следующий раз, – заявил он, усевшись напротив Зинчука, – я твоих охранников просто пощелкаю к такой-сякой маме. Это ты распорядился меня не впускать, Володя? Смотри, с огнем играешь.

– Что ты, что ты! – замахал руками Зинчук. – Просто я не успел предупредить службу безопасности, но сейчас ошибка будет исправлена…

– Ай, поздно, – усмехнулся Сосо, засовывая пистолет за пояс. – Я уже сам предупредил твоих русских богатырей. Сейчас они серут жидким поносом, а впереди всех – твой старый комитетчик, который взялся меня пугать. Я ему ствол показываю, а он мне – свой тычет. Пришлось представиться, да. Ты же знаешь, чего одно мое имя стоит, Володя…

– Знаю. – Зинчук протянул руку, чтобы убрать со стола свадебную фотографию, но Сосо его опередил.

– Хорошая девушка, только очень уж тощая, – сказал он, любуясь цветным изображением Светланы. – Ничего, отъестся немножко, ты еще благодарить меня станешь. Ах, скажешь, дорогой, спасибо за участие. – Черные глаза Сосо насмешливо заискрились. – А я отвечу: не стоит благодарности, Володя. Чего для лучшего друга не сделаешь.

– Послушай, – глухо произнес Зинчук, – можно тебя попросить об одном одолжении?

– Конечно, можно, даже нужно! Что я могу для тебя сделать, мой уважаемый компаньон?

– Оставь Светлану в покое. Она моя единственная радость. Я готов заплатить тебе сколько угодно.

– Заплатить? – брови Сосо поползли вверх. – Ты – мне? Уж не из наших ли совместных капиталов, а, Володя? Или, может быть, ты утаиваешь от меня часть денег? Мне больно слышать такое. Это портит наши с тобой отношения, нашу многолетнюю дружбу. Скорее скажи мне, что я ошибаюсь.

– Ты ошибаешься, – выдавил из себя Зинчук.