Селеста смирилась с этим. Иное ей было неведомо. С младенчества за ней ухаживала Симея. Но Селеста никогда не называла ее ни матерью, ни мамой, потому что та не была ею, хотя и заботилась о жрице подобно родительнице. Симея была опекуншей и наставницей. Иногда – старшей сестрой и утешительницей. Но для Селесты она всегда была Симеей. Как ни старалась Симея, Селесту всегда преследовала тень ее настоящей матери.

Видеть Нику, которая, несмотря на внешнюю твердость, была любящей, было больно. Это буквально разбивало Селесте сердце. С Эстель жрица провела всего несколько минут. Но она ни на секунду не сомневалась, что могла бы полюбить эту женщину. Просто ей этого не дали.

Селеста отвернулась от счастливой сцены за окном и забралась обратно в свою постель. Жрица натянула одеяло на голову, и из груди ее вырвались рыдания. Сердце словно превратилось в холодный камень, который с силой ударялся о ребра, причиняя девушке боль. Горло сжалось, в глазах собрались слезы.

Селесте так хотелось выплакаться на груди у Натаниэля, находясь у него в объятиях, но его не было рядом. После всего, что с ней случилось, он на несколько дней просто оставил ее одну. Это было больно. Но самом деле – очень больно. Селеста была одна. И она ненавидела это чувство. Оно было так ей знакомо. Одиночество всегда было ее злейшим врагом. Одиночество и недоверие. Но в этот момент Селеста не чувствовала ничего другого.

Вечером Натаниэль вышел на террасу. В лицо ударил свежий морской ветер. Принц отчаянно нуждался в отдыхе.

Весь день вокруг него крутились люди, он планировал с Эмиром и Никой дальнейшие действия против атеистов, писал Миро и выплескивал свою ярость в мешок с песком. Морские просторы благотворно действовали на Ната. Однако шаги, которые внезапно раздались за его спиной, возвестили, что вскоре с затишьем будет покончено.

– Волнующие деньки, правда?

Нат развернулся и увидел Селену. Прислонившись к перилам лестницы, она стояла немного в стороне. Черные волосы девушки развевались на ветру; сгустившиеся сумерки делали ее кожу еще бледнее.

– И не говори, – коротко бросил Нат.

Сейчас он был не расположен разговаривать. Может, отправиться с визитом к Селесте? Нат почти не навещал ее после покушения: он слишком стыдился того, что произошло. Потому что не смог этого предотвратить.

– Как ты? – раздался шепот Селены. Ее льдисто-голубые глаза обеспокоенно смотрели на него.

– Уже лучше, – буркнул он.

Хотя, по правде говоря, Нат был истощен – и физически, и морально. Он почти не спал вот уже два дня. Тело Селесты в его руках, почти лишенное жизни, снова и снова появлялось в сознании, и Нат просыпался в страхе, напуганный очередным кошмаром.

– Нат, это я. Ты можешь поговорить со мной, – донесся до его слуха тихий голос Селены.

Нат изогнул бровь:

– Разве? Если честно, я в этом не так уверен.

Женщина, стоявшая перед Натаниэлем, была ему почти незнакома. Он знал только девочку, которой та когда-то была…

– Ты до сих пор не доверяешь мне? Но ведь я, в конце концов, помогла спасти Селесту.

Голос Селены дрожал от гнева. Но Натаниэль лишь пожал плечами:

– Как я могу тебе доверять?

Настали трудные времена. Он не мог доверять всем подряд. Такое легкомыслие могло стоить жизни кому-то, кто был дорог для принца.

Селена, уперев руки в бока, сверкнула на него злобным взглядом:

– Ты ведь уже не думаешь, что это я отравила Селесту? Я не имею к этому совершенно никакого отношения.

Нат ждал покалывания кожи, тянущего чувства в груди. Знакомых ощущений, которые охватывали Сына Солнца, когда кто-то ему лгал. Но его не было.

– Нет, я так не думаю. И все равно не знаю, могу ли тебе доверять.

– Что мне сделать, чтобы доказать тебе обратное?

– Ты могла бы начать с правды.

Селена нахмурилась; на ее лице явственно читался вопрос.

– С какой правды?

– Кто такие, по-твоему, атеисты?

Этот вопрос давно вертелся у него на языке.

– Безжалостные, фанатичные мятежники? – На лице Селены отразилось смятение. – Я слышала о них.

– Ты их знаешь?

Вопросы следовало выбирать с умом. Если они будут неправильными, то Нат получит ответы, с которыми его дар не сможет помочь.

Селена изумленно распахнула глаза:

– Нет! Откуда мне их знать?

– Ты не можешь солгать, если я задаю тебе прямой вопрос. Дар Илиаса раскрывает мне все, что я хочу знать. – Черты лица Натаниэля немного расслабились.

– А ты думал, что я могу быть заодно с мятежниками?

В голосе Селены отчетливо слышалось разочарование. Плечи девушки поникли, и она, покачав головой, укоризненно посмотрела на принца.

– Я должен был убедиться, что ты не лжешь и не предаешь корону.

Нат задал бы этот вопрос любому чужаку. А Селена была для него чужой. Более того: с точки зрения Натаниэля, ответственность за покушение могла лежать на ком угодно. Изначально Нат даже планировал задать этот вопрос всем обитателям дворца, чтобы заставить каждого из них предстать перед ним и его даром. Но Эмир был против, потому что это ослабило бы их собственные ряды и уменьшило бы доверие к королевскому дому.

– Ну, значит, теперь мы все выяснили.

Жесткие складки обрисовали рот Селены, когда она отвернулась от принца и уставилась на море.

Какое-то время они сохраняли молчание, а потом Нат нарушил тишину:

– Я хочу увидеть, как они сгорят за то, что сделали.

Его голос был пропитан жаждой мести и возмездия. Селена встретила эти ужасные чувства с пониманием.

– Я понимаю тебя. Они причинили боль тому, кто для тебя важен.

Нат ответил ей жестоким смехом:

– Не притворяйся, что она тебе нравится. До сих пор ты была против нее.

Селена покачала головой:

– Я за тебя.

Нат удивленно взглянул на нее, а потом взъерошил свои светлые волосы.

– Почему? – Он никак не мог понять, почему Селена до сих пор изо всех сил цеплялась за него. – Я вообще тебя не понимаю. Ты ведь должна понимать, что абсолютно ничего обо мне не знаешь. Я не тот, что раньше, Селена.

Ее светло-голубые глаза были устремлены на Ната; на полных губах девушки играла легкая улыбка:

– Поверь, я знаю это. Но это не меняет того факта, что я испытываю чувства к тому Натаниэлю, которым ты являешься сейчас.

Нат промолчал. Откровенность Селены была ему неприятна. Он не хотел ничего знать о ее чувствах. Ничего, если они касались его самого.