– Он думает, что у него ничего не вышло.

Селеста прочла это в его глазах. Натаниэль был зол и разочарован в себе. Гнев принца был направлен против него самого, и Селесте не удалось его переубедить.

– Теперь он всюду видит врага. Думает, что атеисты уже тайно переправили членов своей банды ко двору, – мрачно сообщил Кай.

Селеста кивнула.

– Он выставил стражу у моей двери, – стиснув зубы, добавила Селеста. Ей не нравилось, что Натаниэль принимал в отношении нее подобные решения, и девушка ясно дала ему понять, что не потерпит охранников перед своей дверью. Но принц ее не послушал. Теперь, когда встал вопрос о ее безопасности, он отказался от всяких переговоров. Пришлось Селесте научиться уживаться с охранниками.

– Я заметил, – с сарказмом хмыкнул Кай.

Потом он опустил руку на плечо Селесты. Та, пораженная, уставилась на него во все глаза.

– Я выясню, кто сделал это с тобой. – Голубые глаза придворного были полны решимости.

– Почему? – растерянно и немного смущенно выдохнула Селеста.

Кай вздохнул:

– Потому что ты мне нравишься. Мне нравится твоя колючесть и непокорность. И я убежден, что ты – именно та жрица, которая подходит Нату больше всего.

Селеста сглотнула. Кажется, это был комплимент, и произнес его не кто иной, как Кай.

– Я польщена, Кай.

В ответ он усмехнулся:

– Так и должно быть, потому что по большей своей части люди мне ненавистны.

Селеста рассмеялась:

– Твои интрижки с женщинами говорят о другом.

На ее лице появилась знающая улыбка, и Кай отвернулся.

– Кому как не тебе знать, для чего мне все эти аферы? – тихо ответил он.

Да, она знала. Знала правду о нем с того самого бала в честь дня ее рождения. И, наверное, была единственной, кому была известна эта правда.

– Зачем ты делаешь это с собой, Кай?

Селеста не понимала его поведения. Он сам себя наказывал. Снова и снова причинял себе боль.

– В противном случае мой отец никогда не примет меня, – едва слышно прошептал Кай.

– Кого волнует твой отец? Ты же не хочешь жить так всю свою жизнь.

– Я зависим от благосклонности своего отца. Я всего лишь придворный, и то – потому, что фактически навязал себя Нату. А мой отец – лорд.

Селесте был понятен внутренний конфликт Кая.

– Но ты один из лучших друзей будущего короля. – Кай и Натаниэль хорошо ладили. Ничего не изменится, если Нат узнает о Кае правду. – И кто тебе нравится?

Щеки Кая покраснели, и он смущенно отвернулся:

– Ну, есть там кое-кто.

Селеста улыбнулась.

– А разве он не заслужил твоей честности?

Она не станет требовать от Кая, чтобы тот раскрыл, о ком идет речь. Но как этот молодой человек должен узнать, что он так нравится Каю?

– Я не собираюсь ничего ему рассказывать, не говоря уже о том, чтобы обнародовать. Это обратит на него гнев моего отца, и он уже не будет в безопасности.

Селеста, медленно качая головой, смотрела на Кая. Его вид разбивал девушке сердце. Поведение сына лорда Ламонта было благородным и делало ему честь. И в то же время Дочь Неба ясно видела, какие муки он терпит. Он заслуживал чего-то лучшего, чем жизнь в тени.

– Любовь, с которой не суждено жить, может быть самой искренней. И когда она такова, то длится дольше всего и причиняет больше всего боли.

Кай приподнял бровь.

– Откуда эта мудрость?

Селеста тихо рассмеялась и указала на дневник Иоланы, который читала до того, как в ее комнату вошел Кай:

– Я сама только что узнала об этом.

Фраза была взята из письма Иоланы, адресованного Миро.

– Это так верно, – кивнул Кай, шумно выдохнув через нос. – Мне, к сожалению, пора, – сказал он, снимая ноги с кровати Селесты. Потом Кай снова натянул свои сапоги и поднялся с кресла. На губах придворного играла улыбка, исполненная искренней радости. – Сегодня приезжает мой племянник.

Селеста удивленно подняла глаза:

– Сын Ники?

Кай с энтузиазмом кивнул. Он выглядел как маленький мальчик в День зимнего солнцестояния.

– Нат организовал все это за ее спиной. Она даже ни о чем не подозревает.

Селеста почувствовала, как ее сердце наполняется теплотой. Натаниэль проявил доброту и сострадание. Соединил сына и мать.

– Тебе придется остаться в постели, чтобы поберечь себя, но, может, скоро ты сможешь с ним познакомиться.

Селеста, улыбаясь, кивнула. Ей очень хотелось познакомиться с маленьким Тео. Но пока речь шла о воссоединении матери и сына, и она не хотела, чтобы ее присутствие помешало этому.

Кай вышел из комнаты, а Селеста медленно поднялась с постели и подошла к окну, выходившему во внутренний двор. Там как раз в это время из кареты с помощью Марко выбирался маленький мальчик.

Селеста радовалась, как маленький ребенок, когда увидела сияющую от счастья Нику, которая, недоверчиво зажав рот рукой и качая головой, быстро подбежала к сыну. Гордая женщина, солдат, которого никто не мог вывести из равновесия, теперь стояла посреди двора, дрожа от радости.

Лицо мальчика сияло. Он был почти совсем не похож на свою мать. Темные волосы и глаза делали Тео почти типичным сиренянским ребенком. Так что Селесте не пришлось долго раздумывать над тем, из какого региона был родом его отец.

Ника раскинула руки, и сын бросился к ней в объятия. Теперь Селеста заметила и Кая, который только что присоединился к Марко. Мужчины смеялись, и Селесте даже показалось, что по щеке Кая скатилась слеза. Ника прижала к себе ребенка так, словно не собиралась больше никогда его отпускать.

Но чем дольше Селеста наблюдала эту сцену, тем тяжелее становилось у нее на сердце. Сердце ощутило сильный укол, легкие сдавило. И хотя на губах жрицы была улыбка, она вдруг почувствовала, что глаза ее наполнились слезами. И это были не слезы радости.

Грудь сдавило еще сильнее. С каждой улыбкой, что Ника дарила своему сыну, с каждым поцелуем, которыми мать осыпала щеки Тео, сердце Селесты кровоточило все сильнее. У нас все тоже могло быть так, с грустью подумала она. Селеста тоже хотела, чтобы у нее была мать, которая любила бы ее больше всего на свете. Которая освободилась бы от своей жесткой оболочки, чтобы отдать своему единственному ребенку всю любовь, на которую только была способна.

Но Эстель приняла решение против нее. Другим матерям требовалось всего несколько секунд, чтобы без памяти влюбиться в своего новорожденного ребенка. Ее матери потребовалось столько же времени, чтобы выбрать жизнь без Селесты и бросить ее.