— За него и выпьем. — Машка разлила водку порюмкам. — За ветер революций! — торжественно провозгласила она.

— Терпеть не могу такие шутки, — серьезно сказалАнтон.

— Что ты имеешь против команданте? — полез к немуБорька.

— Дурацкая болтовня иногда дорогого стоит.

— Мужчинам больше не наливать, — улыбнулась Машка.

— Нет, постой! — не хотел успокаиватьсяБорька. — Юлька обожает Че Гевару, а я его уважаю. Справедливость надовосстанавливать, а не болтать о ней.

— Свобода или смерть… Я этого до блевоты наслушался.Какого хрена ему понадобилось в Боливии?

— Не знаю, — затряс головой Борька. — Юлька,ты знаешь? Юлька все знает. Она обожает Че. Так что ему понадобилось в Боливии?

— Он был влюблен в революцию, — ответила я. —А она ему изменила. Грустная история. Мужчины вечно любят не тех.

— И ты его за это обожаешь?

— Конечно. Он был ей верен до конца. И никто другой емубыл не нужен. Умереть во имя любимой — разве это не романтично?

— Еще один великолепный миф, — разозлился Антонеще больше. — Бац, и ты уже герой. Скалишь зубы со всех плакатов. Почемубы вам не полюбить Хаттаба? Они даже внешне похожи. Один этот дурацкий беретчего стоит.

— Ты можешь полюбить Хаттаба? — повернулся ко мнеБорька.

— Нет.

— Вот видишь! — Он снова посмотрел на Антона.

— Куда это нас занесло? — забеспокоилась Машка.

— Нет, пусть объяснит, какая между ними разница, —гнул свое Антон.

— Между идеалистом и наемником? Примерно такая, какмежду Джульеттой и уличной шлюхой.

— Ненавижу войну, — выпив водки, сказалАнтон. — И идиотские разговоры тоже.

— Если я тебя поцелую, ты нас простишь? — обнимаяего, спросила Машка.

— Если ты меня поцелуешь, я соглашусь со всем насвете, — жалея о своей вспышке, ответил Тони.

— Ловлю на слове, — подняв рюмку, сказалБорька. — Мы тут все революционеры, хоть завтра в бой. Свобода илисмерть! — Борька повернулся ко мне. — Вдруг твоей любви и мнеперепадет немного. Скажи, что я должен сделать, чтобы тебе понравиться?

— Перестать болтать чепуху.

— Вот видишь, в ее сердце нет места для меня. Посмотрина эту женщину, амиго. Она сводит меня с ума. Что за глаза! Ты виделкогда-нибудь такие глаза? А этот ее взгляд? Женщина-гладиатор. Чтобы такая, какона, тебя полюбила, надо как минимум загнуться в боливийских болотах.

— Что мне за радость от этого? — рассмеялась я.Надо было прекращать дурацкий разговор, пока мы окончательно не переругались. Явидела, что Борька раздражен, что он ищет выход для своего гнева, а самбеспомощен и жалок, как капризный ребенок. — Просто он очень сексуален.Мне нравится его берет, его улыбка и его сигара.

— За сексуальность в революции! — подхватилаМашка.

— Во всем надо видеть светлую сторону, — кивнулБорька. — Ты что-нибудь имеешь против сексуальности? — полез он кАнтону.

— Нет, — отчаянно замотал тот головой.

— Значит, мы единомышленники.

— У меня подарок для тебя, — сказала мнеМашка. — Эти типы едва все не испортили, ну да ладно… — Машка достала изсумки черный берет. — Держи, и пусть все твои враги сдохнут, —сказала она так серьезно, что пьяные улыбки сползли с наших лиц, а мужикипритихли. — Таскаю его третий день.

— Спасибо, — сказала я и повертела берет вруках. — Хочешь, чтобы я его надела?

— Конечно.

— Подожди, — засуетился Антон, шаря по карманам.Достал из бумажника звездочку и прицепил к берету. — Вот теперь надевай.

Я лихо заломила берет на одно ухо, и мы принялись хохотатькак сумасшедшие.

— Он обещал с ней не расставаться, — шепнул мнеБорька. — Звездочка была его талисманом, с первого ранения, когда он былеще зеленым лейтенантом.

— Что ты там бормочешь? — подозрительно спросилАнтон.

— Пытаюсь объяснить девушке, какой дорогой подарок тыей сделал.

— Если на трезвую голову ты о нем пожалеешь, —улыбнулась я, — обещаю вернуть.

— Не пожалею. Она принесет тебе удачу, вот увидишь.

Мы выпили в атмосфере братской любви и всеобщего счастья, итут в досягаемой близости от нас вновь появился Рахманов.

— Не возражаете, если я к вам присоединюсь? —спросил он таким тоном, что становилось ясно: он и мысли не допускает, чтокто-то способен отказаться от своего счастья.

— А как же твои друзья? — усмехнулся Борька.

— Не друзья. Деловая встреча. Слава богу, оназакончилась. Ужасно скучные люди.

Подскочивший официант уже пододвигал ему стул. Такполучилось, что Рахманов оказался между мной и Машкой. Взгляд его, обращенныйко мне, был весьма красноречив: оценивающий и сладострастный. Борька не мог необратить на него внимания — он нервно сжал челюсти, и без того уже красная егофизиономия еще больше налилась кровью. Рахманова его нервозность веселила, онпринялся что-то рассказывать, и вот тогда стало ясно, что он своего рода гений.Сирена, на зов которой плывут, теряя собственную душу. Элегантный, красивый,остроумный, адвокат был поистине неотразим. Невозможно было не поддатьсяобаянию его подвижного, мужественного лица, его сильного грудного голоса,магнетизму чуть насмешливой улыбки, магии жестов его рук, больших, крепких, ссильными пальцами. Даже Борька, сам того не желая, слушал с интересом,беспокойно поглядывая в мою сторону. Рахманов был любезен с Машкой, но ячувствовала: говорит он только для меня, — и решила, что из дурацкогожелания досадить Борьке. Но в этом желании он зашел слишком далеко, потому чтосам увлекся.