Биби бросила лист, будто у нее в руках оказалась ядовитая змея. Рукопись… Никому, кроме издателя, Глория не имеет права показывать написанное. Она сама не раз жаловалась, насколько обременительно для нее это условие. Если и есть что-то сугубо личное и секретное в этой квартире, то только неопубликованные рукописи. Даже название засекречено. Ни за что Глория не оставила бы рукопись на столе, если бы не была уверена, что быстро вернется.

Биби опустилась на стул. Теперь ясно: что-то случилось. Вышла в магазин и попала под машину? Решила сходить в ICA – и инфаркт? Какой еще ICA? Ей доставляют еду на дом. Заболела? Схватила такси и поехала в больницу? Может быть… А там что-то нашли и оставили, пока не будут готовы анализы.

Биби посмотрела на телефон. Единственное, что она может сделать, – обзвонить общих знакомых. А поскольку таких нет, то, значит, звонить в приемные отделения всех стокгольмских больниц. Не привозили ли за последние сутки женщину с такими-то приметами? В сериалах всегда так делают. Если не найдется – позвонить в полицию, пусть объявляют в розыск.

Начала набирать номер – и рука застыла в воздухе. А блузки на постели? Что они означают? Ответ один: Глория решила приодеться. Может, какое-то литературное сборище? Корпоратив в издательстве или что-то в этом роде? С другой стороны, она предпочитает отнекиваться от вечеринок после катастрофы с тортом на церемонии вручения ей Августовской премии. Или какое-то репортерское поручение? Тоже маловероятно. С работы ее уволили. Какие могут быть поручения? Она даже на лестничную площадку старается не выходить.

Срочное дело в издательстве – еще одна возможность. Глория всегда утверждала, что у нее фобия к родственным связям, но с издателем были чуть ли не семейные отношения. Он, к примеру, предоставил ей свой летний домик в шхерах для работы – совершенно бесплатно. Именно туда она уезжала, когда просила Биби приглядеть за цветами. Об издателе Глория всегда говорила с уважением и даже любовью.

Стиг, вспомнила Биби. Его зовут Стиг. И какая-то морская фамилия.

Выдвинула верхний ящик стола, достала черную записную книжку и начала листать.

Вот он: Стиг Экерё[29]. Вот именно. Не совсем морская, но близко.

Она набрала номер.

Женский голос:

– Еще раз, пожалуйста. Кого вы ищете?

– Стиг Экерё. – Она помедлила немного – а вдруг что-то перепутала? – Стиг Экерё. Издатель писательницы Глории Эстер.

– Глория… кто?

– Эстер. Глория. Но это не…

– Мы не сообщаем контакты наших авторов.

Десять минут странной музыки, пока она ждала соединения, были куда приятнее. Она прокашлялась и начала сначала.

– Я прошу соединить меня с издателем Глории Эстер Стигом Экерё. – Биби постаралась придать голосу максимальную решительность. – Мне сказали, это его прямой телефон.

– А по какому вопросу вы звоните?

– Я же сказала. Речь идет об одном из его авторов. Если бы вы могли меня соединить…

– Дело касается выступления? В таком случае вы должны звонить в писательский союз.

– Я вас очень прошу… Я ждала соединения десять минут, мне очень нужно…

– Стига на этой неделе не будет.

– Вот как… – Биби еле сдерживала ярость. Почему сразу не сказала, стерва? – А когда он будет?

– Во вторник на следующей неделе. Хотите оставить сообщение?

– Во вторник? Тогда мне необходимо поговорить с кем-то еще. Это очень важно. Редактор Глории? Или… не знаю… пресс-атташе?

– Вы звоните из газеты?

– Нет, нет, я только…

– Мы не предоставляем информацию о писателях посторонним.

О боже…

– Я же сказала, это очень важно. Мне нужно срочно поговорить с кем-то, кто поддерживает с Глорией контакт.

– Сегодня почти у всех выходной.

– В понедельник?

– Сегодня второй день Троицы.

Да, верно. Тут мало что можно сделать.

– В таком случае я оставлю ему сообщение.

После двух сигналов она услышала голос Стига Экерё и немедленно поняла, почему Глория ему так симпатизирует. Говорит медленно, торжественно и очень четко, почти с актерской артикуляцией. Сочные, певучие согласные. Даже стандартное сообщение на автоответчике звучит так, будто абонент взвешивает каждое слово на аптекарских весах и понимает, что его транслируют на всю планету.

Запишите ваше сообщение после сигнала.

Биби прокашлялась – ей ужасно захотелось, чтобы ее слова прозвучали так же красиво и значительно.

– Мое имя Биби Линдваль, я звоню, потому что беспокоюсь о моей подруге Глории Эстер. Мне важно знать, видели ли вы ее в последние дни…

Она прервалась и прижала трубку к груди. А если… если все намного проще? Глория и Стиг?

Как она сказала? Стига на этой неделе не будет.

Невероятно, но… а почему бы нет?

Шелковые блузки на кровати. Рукопись, над которой она работала до последнего. Может, он приходил? И они вместе уехали?

У Стига летний домик в шхерах. Я могу пользоваться им когда захочу. Ты бы только видела, Биби! Книги от пола до потолка, и никто не мешает. Настоящий парадиз!

Глория никогда не рассказывала о своих любовных приключениях, и Биби сделала вывод, что у нее их попросту нет. А вполне может быть и по-другому: не делилась, потому что скрывала. Экерё – ее издатель. Нехорошо, если пойдут сплетни, она же у него не единственный автор. К тому же это Глория… Сто килограммов чистого золота. Издательство наверняка приложило бы все усилия, чтобы их связь оставалась тайной.

Биби повесила трубку. Ей почему-то стало неловко, будто она сделала что-то непристойное. Опасения наверняка преувеличены. Не говоря уж о взломе квартиры соседки. Не взлом, конечно, у нее есть ключи, но все же…

Положила на место записную книжку и задвинула ящик. Вернула лист с заглавием на место и тщательно выровняла стопку.

Надо уходить. Огляделась – не нарушила ли что-то в привычном укладе? К чему она прикасалась? Разумеется, она не станет скрывать от соседки, что проникла в ее квартиру, но сколько времени она здесь провела, Глории знать необязательно.

Прошла в кухню и просияла. Цветы! Глория не поймет, если она скажет, что была у нее в квартире в самую жару и не полила цветы.

Открыла хозяйственный шкаф, достала зеленую лейку и налила воды из-под крана. Все равно очень странно. Даже если Глория влюблена по уши, забыть про цветы точно не могла. Но, как ни крути, это единственное разумное объяснение. Надо выбирать между двумя версиями: либо Глорию охватило любовное томление такой силы, что она забыла про все на свете и сбежала со своим избранником, либо ее похитили.