Следующая очередь Крис. Она вытаскивает кольцо с небольшой жемчужиной по центру. Оно принадлежало Элли: подарок на причастие от ее тети. Она любила это кольцо. Надо будет отправить ей его по почте. Тревор достает собственное сокровище, бейсбольную карточку с автографом. Женевьева вытаскивает вклад Крис – конверт с двадцатидолларовой купюрой.

– Да! – ликует Крис. – Я была маленьким гением!

Мы хлопаем друг друга по ладони.

– А у тебя что было, Джен? – спрашивает Тревор.

Та пожимает плечами.

– Наверное, я в эту капсулу ничего не клала.

– Клала, – возражаю я, стряхивая с пальцев оранжевые крошки от кукурузных палочек. – Ты была там с нами.

Я помню, как она все не могла решить, положить их с Питером фотографию или розу, которую он подарил ей на день рождения. Я не помню, что она выбрала.

– Да, но там ничего нет, значит, я не клала. Неважно.

Я смотрю в капсулу, чтобы убедиться. Она пустая.

– Помните, как мы играли в киллеров? – говорит Тревор, выжимая последнюю каплю сока из своего пакетика.

О, я обожала эту игру! Это была усовершенствованная версия салочек: каждый тянул имя из шляпы и должен был осалить того, чье имя ему досталось. Как только ты выводил из игры выпавшую тебе жертву, нужно было переключиться на того, чье имя было у осаленного. Приходилось много прятаться и подкрадываться. Игра могла длиться несколько дней.

– Я была Черной Вдовой, – говорит Женевьева, встряхивая плечами перед Питером. – Я выигрывала чаще всех.

– Да брось, – усмехается Питер. – Я много выигрывал.

– Я тоже, – возмущается Крис.

Тревор показывает на меня.

– Лил Джи, тебе игра давалась хуже всех. Думаю, ты ни разу не выигрывала.

Я корчу гримасу. Лил Джи. Я забыла, что он меня так называл. И он прав: я никогда не выигрывала. Ни разу. Единственный раз, когда я была близко, Крис осалила меня во время соревнований Китти по плаванию. Я думала, что я в безопасности, потому что был уже поздний вечер. Я была так близка к победе, что уже чувствовала ее на вкус.

Мы с Крис встречаемся взглядами, и я знаю, что она тоже это вспоминает. Она мне подмигивает, а я делаю кислое лицо.

– Просто у Лары Джин нет убийственного инстинкта, – говорит Женевьева, рассматривая свои ногти.

– Не всем быть Черными Вдовами, – парирую я.

– Это точно, – отвечает она, и я стискиваю зубы.

Джон говорит Питеру:

– Помнишь, как однажды мне выпало твое имя, и утром перед уроками я спрятался за машиной твоего отца, но вышел не ты, а мистер Кавински. Я его напугал, и мы с ним оба заорали.

– Потом мы все выбыли, когда Тревор ворвался в магазин моей матери в лыжной маске, – гогочет Питер.

Все смеются, кроме меня. Я все еще страдаю из-за подкола Женевьевы насчет убийственного инстинкта.

Тревор так сильно ржет, что едва может говорить.

– Она чуть полицию не вызвала! – с трудом произносит он.

Питер бьет меня в носок кроссовки.

– Нужно сыграть как-нибудь.

Он пытается вернуть мое расположение, но я не готова ему позволить, поэтому я лишь едва заметно пожимаю плечами. Я бы хотела на него не злиться, потому что я была бы не против сыграть снова. Я хочу доказать, что у меня тоже есть убийственный инстинкт, что я не какой-то киллер-неудачник.

– Давайте сыграем! – предлагает Джон. – Как в старые добрые времена. – Он ловит мой взгляд. – Твой последний шанс, Лара Джин.

Я улыбаюсь.

Крис поднимает бровь.

– А что получит победитель?

– Не знаю… ничего, – отвечаю я. – Сыграем ради интереса.

Тревор корчит гримасу.

– Должна быть награда, – говорит Женевьева. – Иначе в чем смысл?

Я быстро думаю. Что может быть хорошим призом?

– Билеты в кино? Какие-нибудь вкусности на выбор победителя? – выпаливаю я. Однако все молчат.

– Можем все вложить по двадцатке, – предлагает Джон.

Я смотрю на него благодарно, и он улыбается.

– Деньги – это скучно, – вздыхает Женевьева, потягиваясь, как кошка.

Я закатываю глаза. Кто вообще спрашивал ее мнение? Я даже не просила ее сюда приходить.

Тревор говорит:

– А что, если победителю каждый день в течение недели должны будут приносить завтрак в постель? Например, в понедельник – блинчики, во вторник – омлет, в среду – вафли, и так далее. Нас шестеро, так что…

Женевьеву передергивает:

– Я по утрам не завтракаю.

Все стонут.

– Может, предложишь что-нибудь, вместо того чтобы отвергать все варианты? – злится Питер, и я прячу лицо за косой, чтобы никто не видел, как я улыбаюсь.

– Ладно. – Женевьева какое-то время думает, а потом ее лицо озаряется улыбкой.

Это взгляд «гениальной идеи», и он меня пугает. Медленно, театрально она говорит:

– Победитель получает желание.

– От кого? – спрашивает Тревор. – От каждого?

– От любого из игроков.

– Погодите, – встревает Питер. – Что именно это будет означать?

Женевьева выглядит очень довольной собой.

– Одно желание, и ты обязан его исполнить. – Она похожа на злую королеву.

Глаза Крис вспыхивают, и она говорит:

– Что угодно?

– В пределах разумного, – спешу добавить я.

Это совсем не то, что я имела в виду, но народ хотя бы захотел играть.

– «Разумное» – понятие относительное, – заявляет Джон.

– Грубо говоря, Джен не может заставить Питера заняться с ней сексом в последний раз, – говорит Крис. – Все ведь тоже об этом подумали, да?

Я деревенею. Я подумала не об этом, совершенно. Но теперь думаю.

Тревор разражается смехом, а Питер его пихает. Женевьева встряхивает головой.

– Ты отвратительна, Крисси.

– Я просто сказала то, о чем все думали!

Дальше я едва слушаю. Я думаю лишь о том, что хочу сыграть в эту игру и хочу победить. Хоть раз я хочу в чем-то обойти Женевьеву.

У меня есть только ручка и нет бумаги, поэтому Джон разрывает коробку из-под мороженого, и мы по очереди пишем свои имена на обрывках картона. Потом все кладут картонки в пустую капсулу времени, и я ее трясу. Мы передаем ее по кругу, я оказываюсь последней. Я достаю обрывок картона, прижимаю его к груди и заглядываю.

ДЖОН.

Что ж, это все усложняет. Я бросаю на него взгляд. Он осторожно засовывает свой обрывок картона в карман джинсов. Прости, друг (по переписке), но тебе конец. Я быстро оглядываю всех, гадая, у кого может быть мое имя, но все делают покерные лица.