Грабитель спрятал венец в мешок, захлопнул сейф и второй раз нажал на глаза Будды. Дверца в стене закрылась, и теперь никто не догадался бы, что здесь спрятан сейф.

Было еще одно неотложное дело. Негоже оставлять труп незадачливого напарника на виду.

Он открыл крышку старинного итальянского сундука, расписанного сценами охоты и свадебного пира, и перетащил в него труп. Затем снова закрыл сундук. Теперь труп не найдут, пока из сундука не пойдет отвратительный запах, запах смерти.

Дело было сделано. Оставалось последнее, но самое важное – уйти из дома, не попавшись.

Грабитель руководствовался неизменным правилом – не проходить дважды по одной и той же дороге. Значит, уходить нужно другим путем. И его человек научил, как можно быстро и безопасно покинуть этот дома.

Грабитель открыл комод, на котором стоял бронзовый Будда, запустил руку в глубину и нащупал на задней стенке незаметную задвижку. Задняя стенка комода отодвинулась в сторону, за ней открылся узкий проход – впрочем, достаточный для того, чтобы по нему мог проползти не слишком толстый человек.

Грабитель влез в этот проход, закрыл за собой дверцу и пополз вперед в душной темноте. Так он полз несколько долгих минут, пока туннель неожиданно резко не пошел вниз. Грабитель заскользил по нему, как в детстве скользил по ледяной горке.

Прошло еще несколько минут, и наконец он вылетел из туннеля и оказался на узкой каменистой площадке, с одной стороны которой возвышалась крепостная стена Выборгского замка, а с другой был отвесный обрыв, в глубине которого неутомимо бились о камни свинцовые волны Финского залива. С неба площадку заливал серебристый свет луны.

Грабитель выпрямился во весь рост и шагнул к тропинке, которая вилась вдоль крепостной стены. В это время от темной каменной стены отделилась еще более темная тень. Грабитель потянулся за ножом, но тут на незнакомца упал свет луны, и стало видно широкое лицо с темной шкиперской бородкой и глубоко посаженными глазами.

Грабитель перевел дыхание и проговорил с видимым облегчением:

– Это вы, господин Вильгельм!

– Дело сделано? – озабоченно спросил бородач.

– Конечно! – Грабитель похлопал рукой по своему мешку. – У меня не бывает проколов!

– Покажи мне его! – нетерпеливо проговорил бородач.

– А деньги? Деньги у вас при себе?

– Конечно! – И бородач похлопал по такому же мешку.

– Вот это дело! – Грабитель развязал мешок, достал венец, и камень вспыхнул под упавшим на него лунным сиянием.

– Да, это он, священный венец владычицы Гекаты… – взволнованно проговорил бородач.

– А коли он, так извольте заплатить, и разойдемся.

– Разойдемся. Нас никто не должен видеть вместе. Ты помнишь, таково было условие.

С этими словами бородач протянул грабителю свой мешок.

Тот развязал его, заглянул внутрь и тут же закашлялся.

– Что… что это… – прохрипел он сквозь приступ кашля и потянулся к ножу. – Это не деньги… это резаная бумага…

Он уже взялся за рукоять ножа, но приступ лающего кашля согнул его пополам, глаза вылезли из орбит…

В то же мгновение бородач ударил его по шее, толкнул к обрыву и подсек ногу.

Грабитель на мгновение задержался на краю пропасти, размахивая руками и пытаясь за что-нибудь ухватиться… но под руку не попалось ничего, кроме воздуха, и он с душераздирающим криком полетел в пустоту.

Крик стал тише – и через несколько секунд затих.

Бородач наклонился над пропастью, но там ничего не было видно, кроме набегающих на скалы волн в белесых гребешках пены.

– Вот это дело, – удовлетворенно проговорил господин Вильгельм и поднял глаза к луне. – Я вернул твой венец, владычица! Мне пришлось взять грех на свою душу… даже не один грех. Но я сделал это ради твоей славы, триединая владычица!

Утром Надежда с Марией явились в столовую пораньше, но она была еще закрыта, и голодающие посетители пансионата нетерпеливо ожидали возле двери. Неяркое северное солнышко приветливо выглядывало из кудрявых облаков, напоенные вчерашним дождиком растения жадно тянулись к свету, в воздухе стоял аромат цветов и даже не пахло подгорелой кашей.

Все притихли, уж очень хорошее выдалось утро.

Тут топот и пыхтенье возвестили о прибытии Варвары. Сегодня, по случаю последнего дня пребывания в пансионате, на ней был очередной балахон, но какой… На темном фоне на необъятной груди были изображены театральные греческие маски: трагическая, комическая, маска, выражающая глубокую скорбь, ужас и страдание. А учитывая размеры, можно сказать, что на Варваре был изображен целый греческий хор.

Варвара взглядом спросила разрешения у Надежды: вчерашний договор в силе? Мне начинать?

Надежда Николаевна едва заметно кивнула.

– А что, Виленыч, – сказала Варвара зычным голосом, приближаясь к Волчку и игриво пихая его в бок, – сказать тебе одну интересную вещь? Ну, очень интересную!

Другой человек, получив такой тычок, не устоял бы на ногах, но Виленыч был мужчина крепкий, тренированный, не зря купался по утрам в ледяной воде. Так что он только покачнулся и изъявил желание узнать, что за вещь.

– А вот знаешь ли ты, друг мой, – Варвара прибавила в голос децибел, видя, что приближаются неразлучные подружки Ляля и Галя, – знаешь ли ты, что эта самая Альбина Борэ, которую ты давеча нашел на берегу, вовсе даже не она?

– Как – не она? – искренне удивился Волчок, а подружки вытянули шеи. Да и пожилые супруги, которые не спеша подошли к столовой, как всегда держась за руки, подняли головы в искреннем удивлении. – А кто же тогда?

– А вот это – большой вопрос, – ответила Варвара таинственным и значительным тоном. – А что эта твоя покойница на самом деле не Альбина Борэ – это я точно знаю. – Варвара огляделась и, убедившись, что все ее внимательно слушают, продолжила: – Выяснила по своим каналам, там, в издательстве жуткий переполох, они уже не знали, кто права на романы наследовать будет, все договоры переписали, а тут, оказывается, что настоящая Альбина жива-здорова, помирать в ближайшее время не собирается и по этому поводу еще и денег за романы с них больше просит.

– Не может быть! – прищурился Волчок. – Ты, Варвара, нарочно меня разыгрываешь!

– Нехорошо, Варвара Рудольфовна, – поддержал Волчка мужчига из немолодой супружеской пары, – нехорошо нашей доверчивостью пользоваться.

Поскольку все смотрели на Варвару, он повернулся и незаметно подмигнул Надежде с полным пониманием. Вот интересно, как он догадался?

– По-вашему, я вру? – Варвара сделала вид, что обиделась. – Да она как раз сегодня сюда приедет, чтобы паспорт свой забрать.

– Ну надо же… – недоверчиво протянул Волчок, – удивительное дело! А чего тогда та девица в этом пансионате потеряла? Дыра-дырой, одни котлеты чего стоят!

– Ты ж говорил, помнится, что эти котлеты напоминают тебе юность! – настал Варварин черед удивляться. – Что ты как поешь этих котлет этих, так себя молодым чувствуешь, хоть сейчас на девочке двадцати лет готов жениться!

– Да нужны они мне, эти балаболки двадцати лет! – Волчок рассердился. – А от котлет я в молодости язву нажил! – буркнул он. – Пришлось здоровым образом жизни вплотную заняться, врач вот такой список дал, чего есть нельзя! – Волчок продемонстрировал размеры списка. – Главное, говорит, ни капли алкоголя! Ни капли – можешь представить? Вот с тех пор и не пью! Да откроют же они, в конце концов, вечно людей на пороге держат! – Он жахнул кулаком в дверь, и писатели устремились в столовую.

– Ну как? – шепнула Варвара.

– Отлично все, только Нины-то нет…

– Не боись, раз эти две болтушки услышали – через десять минут весь пансионат будет знать!

Завтрак уже подходил к концу, как дверь столовой открылась, и на пороге появилась довольно невзрачная, рыхлая, рыжеватая женщина с неумело подкрашенными ресницами, в народе называемыми телячьими. Разговоры в столовой смолкли, и все глаза уставились на нее.

– Здравствуйте! – робко сказала она, залившись краской до самых корней волос. – А…