– Да что вы! – рассмеялась Надежда. – Я теперь все окрестности тут знаю! Мы с подругой много гуляли, кладбище финское посещали, Ведьмин холм…

– Это какой-такой холм? – заинтересовался дед.

– Ну как же? От кладбища к нему узкая тропинка идет, все в гору и в гору.

– А, так это не Ведьмин холм, а Воронья гора! А кто же вам про Ведьмин холм-то наврал?

– А старичок один, он на финском кладбище за могилами ухаживает. Ему родственники похороненных поручают, а потом малую денежку платят…

– За могилами? – удивился дед. – Да то кладбище давно заброшено, могилы позапрошлого века, а то и раньше, какие там родственники! Никто не приезжает, мы бы уж знали! Так что ты путаешь что-то. Не было там никакого старика, мы тут все друг друга знаем.

Надежда Николаевна хотела сказать, что ничего не путает и старичка этого видела на кладбище несколько раз, но тут ее внезапно пронзила совсем другая мысль.

– Как, говорите, эта гора называется – Воронья?

– Ага. Когда-то давно там стоял дом, и жил в нем один такой… по фамилии Воронин. Странный был человек, по ночам куда-то ходил, огни жег, искал чего-то.

– А потом куда делся?

– Сгорел вместе с домом. Гроза была очень сильная, в дом молния ударила. И, странное дело, дом вроде большой, каменный, а сгорел в одночасье, как сараюха деревянная, одни развалины остались. Вот такие дела. А ты куда?

Но Надежда его не слышала, несясь сломя голову по тропинке к пансионату. В голове стучало: Воронин, Воронин… Ведь это фамилия лектора!

Это не может быть простым совпадением! А Машка, дуреха, разомлела… повелась на профессиональное красноречие этого двуличного типа… Хоть и утверждает, что гуляет с ним просто чтобы привычки его запомнить… ага, вот теперь и будет память…

Надежда метеором влетела в пансионат, бросилась в свой номер и с порога заорала:

– Машка, ты можешь представить! Оказывается, твой Воронин… – Остальные слова застряли у нее в горле от того, что она увидела.

Их с Машкой комната была перевернута вверх дном. Шкаф распахнут, и его содержимое разбросано по полу, так же, как и содержимое прикроватных тумбочек. Посреди комнаты валялись мятые листы, исписанные Машкиной рукой, вперемешку с нижним бельем, баночками косметических кремов и сброшенными с кроватей простынями. Матрасы тоже валялись на полу. Как достойный апофеоз этого разгрома, на торшере сиротливо болтался Машкин розовый бюстгальтер.

Вдобавок ко всему этому в комнате витал запах духов – видимо, тот, кто устроил этот погром, разлил флакон.

– Шанель номер пять… – машинально констатировала Надежда и добавила: – У нас что, похозяйничала стая диких обезьян? – И тут же невольно подняла глаза к потолочному светильнику.

Плафона на нем не было, под потолком ярко светила лампочка Ильича. Однако еще раз оглядевшись, Надежда нашла и плафон – он валялся на одной из кроватей.

– Значит, это были не обезьяны… – вздохнула она. – И где, интересно, Машка?

В ту же минуту она услышала доносящееся из санузла приглушенное мычание и бросилась туда.

Машка сидела на плиточном полу, неловко привалившись к стене, со связанными за спиной руками. Лицо ее было перемазано растекшейся тушью и губной помадой и напоминало маску трагического клоуна.

– Машка, что с тобой?! – в ужасе воскликнула Надежда. – Кто это тебя так?

Впрочем, едва эти вопросы сорвались с губ, она поняла, что первый вопрос – глупее не придумаешь, а ответ на второй она, пожалуй, уже знает.

Тем не менее подруга попыталась ей ответить, но вместо членораздельной речи из ее уст вырвалось гнусавое страдальческое мычание. Только теперь Надежда разглядела, что изо рта у нее торчит уголок чего-то очень знакомого. Выдернув это что-то, она с удивлением узнала носок – один из пары, которую подруга надевала на последнюю прогулку по кладбищу.

Носок выглядел ужасно – на темно-оливковом фоне красовались красные перезрелые клубничины. Ко всему прочему, в нем была основательная дырка.

– Это он… это Андрей… это Воронин! – прорыдала Машка, едва обретя дар речи. – Он связал меня… мало этого – засунул в рот носок! Носок – ты представляешь?

С этими словами она поднялась, прохромала к раковине и открыла кран, чтобы прополоскать рот.

– Говорила я тебе, выкинь эти носки… – пробормотала Надежда, – это же ужас что такое, да еще и с дыркой!

– Это все, что ты мне можешь сказать?! – возмущенно воскликнула Машка и тут увидела свое отражение в мутноватом зеркале над раковиной. – Боже мой! Что у меня с лицом? И он это видел! Ну хоть ты на меня не смотри! Нет, теперь мне остается только повеситься!

– Ты с ума сошла! Ты не представляешь, как ужасно выглядят повешенные!

– Ох, ну это я так… сгоряча… – Она кое-как отмыла лицо и повернулась к подруге: – Почему ты не спрашиваешь, из-за чего он все это устроил? Тебе не интересно?

– Потому что я догадываюсь. Он искал Венец, да?

– Какая ты умная! – с долей непонятной обиды проговорила Машка. – Ты не думай, я ему ничего не сказала… я была тверда и непокобелима… то есть непоколебима.

– Да? А как он оказался в нашем номере? – парировала Надежда. – Ворвался силой или влетел в окно, как Карлсон? Или же ты сама его впустила?

– Обманом, он попал сюда обманом…

– Это как? – продолжала наседать Надежда Николаевна, поскольку очень разозлилась.

Надо же, столько сил потратила на то, чтобы отыскать этот проклятый венец, столько загадок разгадала, столько препятствий преодолела, а дуреха Машка отдала его этому проходимцу, который только притворялся ученым-историком, а на самом деле – самый настоящий ворюга!

– Так как он попал в номер? – злилась она. – Надел овечью шкуру и сказал, что он не волк, а бедная маленькая овечка, и ее можно впустить? Или же притворился, что умирает от жажды, и ты не смогла отказать ему в глотке воды?

– Ну я… – Подруга выглядела такой несчастной, что Надежда почти сменила гнев на милость, но для порядка продолжала ворчать: – Говорила же, никого не пускать в номер, даже уборщицу! Хотя уборщица только рада будет.

– Сама не знаю, как ему удалось просочиться, – вздохнула Машка. – А как только вошел – так сразу дверь запер изнутри, я и опомниться не успела. А он так поворачивается… я даже испугалась, потому что лицо у него стало такое жуткое.

– Ну так орала бы – спасите, помогите, насилуют! Или лучше про пожар, тогда все бы прибежали!

– Да я не успела и рта раскрыть, как он меня схватил и начал трясти: «Где он, где он?» Я спрашиваю: «Да что такое? Что вам нужно? Кто такой он? Если думаете, что у меня мужчина, так нет никого, хоть под кроватью смотрите!»

– Что, так и сказала? – Надежде стало смешно.

– Ну да, хотела его отвлечь…

– Ну и как, помогло?

– Да какое там! Такие гадости говорить стал! Кому, говорит, ты нужна, швабра пятидесятилетняя! Как же, говорит, я таких дур ненавижу! Я, конечно, после таких слов ему в морду плюнула, так он меня связал, носок в рот засунул и начал комнату громить. И все бормочет: «Где венец, где венец?»

– А откуда он вообще узнал, что мы его нашли?

– Ну я… когда мы гуляли, я ничего не говорила, честно.

– Ага, просто у тебя такой вид был довольный, сияющий, что он догадался!

– Но уже в номере я глазами дала ему понять, что пускай он лучше меня убьет, но я ни слова ему не скажу про венец, и он никогда его не найдет!

– Однако он все же его нашел, – констатировала Надежда Николаевна.

– Он сам догадался… правда, я случайно посмотрела наверх…

– Ну, понятно.

– Да, хорошо тебе говорить, он же не тебя пытал…

– Да что он тебе сделал-то? Подумаешь, твой же грязный носок в рот запихнул!

– За руки хватал, по полу волочил, гадости говорил, и вообще, это все очень унизительно, – всхлипнула Машка.

– Ладно, проехали, – оттаяла наконец Надежда. – Лучше скажи, давно он ушел?

– Мне показалось, что я тут