– Где же твоя поклажа?

Он ткнул большим пальцем в сторону берега.

– Спрятана в высокой траве. Моя спина нуждалась в отдыхе. – Он немного склонил голову набок. – Показать ее вам? Чтобы доказать вам, что я торговец?

– Ступай.

Элфрун по-прежнему держалась настороженно. Почему он не пришел в их поместье по дороге, как другие торговцы, а вместо этого крадется вдоль береговой линии? Подозрительно. Она начала думать над тем, как ей поступить. Можно вскарабкаться на дюну и позвать кого-то из своих людей, чтобы они с ним разобрались. Но кому захочется заниматься каким-то бродягой и его котомкой, особенно в такой день, как сегодня?

Она может просто уйти, когда незнакомец скроется из виду. Но она не может позволить чужаку беспрепятственно углубляться в земли своего отца, даже если человек этот, когда она только увидела его, находился на территории, которая будет затоплена приливом.

В конце концов, она ведь хозяйка Донмута.

К тому же она искала любой предлог, чтобы не возвращаться в кузницу, – по крайней мере пока тело Кудды не будет покрыто саваном, а кровь его не впитается в утоптанный земляной пол.

По блестящему на солнце мокрому песку бродили длинноногие птицы – травники и ржанки, над головой кричали чайки. Небо затягивала легкая дымка, и оно становилось тускло-серебристым. Если незнакомец не вернется в скором времени, она просто уйдет. И все-таки, откуда же он пришел? Ни в море, ни у берега лодок видно не было, хотя в эстуарии было столько небольших заливов и бухт, а болото местами так глубоко вдавалось в сушу, что безлунной ночью вблизи берега можно было спрятать с полсотни кораблей, пришедших с опущенными мачтами, на веслах, обмотанных тряпками, чтобы создавать меньше шума.

Но он снова был здесь, поднимался, скользя, по дюне рядом с ней. Теперь Элфрун уже удивлялась, как она могла принять его за ожившего Кудду – правда, он тоже был белокурым и с худощавым лицом. Но у этого человека волосы были пепельного оттенка, а не цвета соломы, к тому же прямые. Теперь, когда он был близко, она видела, что он не так уж юн, что он намного старше, чем ей показалось вначале; ему было за двадцать, хотя борода у него была еще очень редкая. Заметила она также, что от ветра и постоянного пребывания под открытым небом в уголках его серых глаз уже успели появиться тонкие морщинки. Скулы у него были широкие и высокие, и создавалось впечатление, что он улыбается даже тогда, когда улыбка уже слетела с его губ.

Но в данный момент улыбка словно освещала его лицо изнутри, и Элфрун внезапно почувствовала, как у нее болезненно перехватило дыхание, а в коленях появилась слабость; это было совершенно новое для нее ощущение, возникшее вместе с желанием узнать о незнакомце побольше.

Конечно, а как иначе? Он был для нее так необходимым ей поводом отвлечься – и она проигнорировала свое учащенно забившееся сердце. Новое лицо, человек, вызвавший несерьезные мысли, – что угодно, лишь бы вычеркнуть из памяти воспоминания об отслаивающейся и покрытой волдырями коже Кудды, пустой глазнице, оголенных костях черепа… Ей хотелось, чтобы он рассказал ей что-то новое, что-то такое, о чем она раньше никогда не слышала. Ей были необходимы другие картины перед глазами.

Он уже снимал с плеча свою котомку, сплетенную из ивовых прутьев.

– Я не буду ничего покупать, – сказала она и тут же пожалела, что произнесла это. Если она не собирается ничего покупать, тогда зачем ему задерживаться здесь?

На лице его вновь появилась та же сияющая улыбка.

– Но это все мои верительные грамоты, леди. Чтобы вы знали, кто я, и не спустили бы на меня собак. И если не вас, – он небрежно пожал плечами, – может быть, кого-то другого заинтересуют мои товары. – Взгляд его скользнул мимо нее, в сторону поместья.

– Не сегодня. Сегодня никто этим не заинтересуется. Там… умер человек. Несчастный случай.

Она пыталась определить, откуда он. В его голосе чувствовался акцент, который показался ей странным, однако не настолько странным, как у заложников из Западной Саксонии, сопровождавших короля, когда он приезжал в последний раз, чтобы поохотиться в их лесах и опустошить их погреба. Она подавила желание прижать холодные ладони к пылающим щекам. Она ведь хозяйка Донмута, разве не так? В ушах громко и отчетливо звучал укоризненный голос Абархильд: «Пора бы и вести себя соответственно».

– Как зовут тебя и откуда ты родом?

– Скажите мне свое имя, а я скажу вам свое. – Он поднял глаза от своих ремешков и пряжек и выжидающе посмотрел на нее. – И еще мне очень жаль, что у вас такая беда. – Он нахмурился. – Сначала я думал, что это у вас от ветра, но теперь вижу, что вы плакали, верно?

Застигнутая врасплох такой прямотой, она яростно вытерла глаза тыльной стороной кисти. Она не собиралась тратить время на разговоры с этим незнакомцем и уж тем более делиться с ним своими переживаниями.

– Меня зовут Элфрун. Мой отец правитель Донмута.

– Так это Донмут?

– Конечно!

– Я думал, что это земли вашего мужа.

– Я… я не замужем.

Он поднял руки:

– Я не хотел проявлять излишнее любопытство. Простите, Элфрун. – В его устах ее имя звучало как Алврун. – Донмут, без сомнения, прекрасное поместье? С красивым залом на высоком фундаменте? Церковь, богато убранная золотом и серебром?

Слишком гордая, чтобы его поправлять, она кивнула, с грустью вспомнив о том, что все ценности отец взял с собой, представив их убогую маленькую церквушку с земляным полом и деревянными стенами, которая, к большому неудовольствию Фредегара, такой, вероятно, и останется. Им никогда не построить новой – по крайней мере, пока аббат здесь Ингельд и пока ее отец в отъезде.

– А ты? Как твое имя?

– Финн. Так зовут меня люди.

Она опять кивнула.

– Хотите посмотреть? – Он открыл крышку своей корзинки. – У меня есть красивые вещи.

– Я же сказала, что ничего не буду покупать.

– А я, может быть, ничего и не продам. Но я горжусь своими товарами. Подойдите, леди, окажите честь бедному путнику. – Он рассмеялся. – Я, убогий, своим предложением даже заставил вас покраснеть.

Она понимала, что он говорит правду, – это касалось как ее отношения к нему, так и предательского румянца, выступившего на ее щеках. Она чувствовала, что лицо ее горит все сильнее, и это несмотря на пронизывающий настойчивый ветер. Тем не менее она подошла ближе, заинтересовавшись помимо своей воли разными пакетами и свертками, которые виднелись в корзинке; она была рада любой возможности хоть на несколько мгновений отвлечься от навязчивого видения обгорелого лица Кудды, упорно всплывавшего перед ее глазами.

– А теперь… – произнес бродячий торговец Финн. – Показать вам белые меха? Шелковые ленты, которые носят при дворе восточного императора? И, конечно, янтарь – потому что простые стеклянные бусы вас недостойны.