Потребовалось совершить несложные приемы проникновения в Сеть, и вскоре Гершон уже изучал на экране своего компьютера бухгалтерскую отчетность одной чеченской компании. Перевод на сумму 250 тысяч долларов был осуществлен через один лозаннский банк фирмой под названием «Нордайн».

Коломыя

Запасник музея

Наши дни

После того как музею было сделано пожертвование на определенную сумму, директор загорелся желанием сотрудничать. Еще совсем молодой, он свободно владел русским языком. Стремясь помочь американцам, он провел их в пристройку к главному зданию.

– Времена меняются, – сказал директор. – Вкусы меняются. Мы стараемся сделать нашу экспозицию интересной. Сейчас мы выставили в музее лучшие батальные полотна, однако при советском режиме это было очень доходное ремесло, особенно в первое время после войны. При Сталине художник, умеющий нарисовать танк, был обеспечен заказами на всю жизнь.

– Вы рассматриваете эти картины как искусство или как историю? – спросила Рейли.

– На самом деле это политика, – честно признался директор. – Вы видите то, что ценили коммунисты; они отбирали тех, кто мог так рисовать, и запрещали остальных. С технической стороны полотна выполнены безукоризненно, однако это единственное их достоинство. Разве это искусство?

Он отпер дверь и пригласил гостей внутрь. Здесь находилась, если так можно выразиться, библиотека картин. Три или четыре помещения были заполнены вынутыми из рам холстами, уложенными на полки.

– Я был бы рад вам помочь. Увы, никакого каталога нет. Когда картины разбирали в последний раз, меня здесь еще не было. Мой предшественник полностью положился на свой вкус. Дела у музея идут неплохо, поэтому я решил не вмешиваться. Когда-нибудь я обязательно переберу все эти полотна. Не сомневаюсь, среди них есть и посвященные снайперам, это было бы логично, но, к сожалению, я не могу указать вам, с чего начинать поиски.

– Мы и сами справимся, – заверил его Свэггер.

– Сейчас два часа дня, музей закрывается в шесть. Если что, приходите завтра. И как я уже говорил, мадам, любой материал о нашем музее, который появится в «Вашингтон пост», будет очень кстати. Реклама – двигатель торговли.

– Постараюсь не обмануть ваши ожидания, – пообещала Рейли.

После того как директор музея ушел, Рейли и Свэггер договорились начать с противоположных концов и двигаться навстречу друг другу.

Время шло, и перед ними проходили образы войны, сильно стилизованные в соответствии с требованиями господствовавшего в советском искусстве социалистического реализма. Русские гордились своей боевой техникой, и главным предметом гордости, разумеется, был танк Т-34. Это означало, что на полотнах также было много немецких Т-ГУ, «Пантер» и «Тигров», по большей части уже подбитых, исторгающих из себя объятых пламенем танкистов. Через какое-то время Свэггеру надоело смотреть на то, как немцам доставалось в каждом столкновении, тем более что данные о потерях говорили обратное. И все же танковые сражения, безусловно, занимали в военной живописи послевоенной эпохи господствующее место, а следом шли воздушные бои. Как и все, кто пережил ужас пикирующих бомбардировщиков Ю-87, русские ненавидели их почти так же люто, как и «Королевских тигров». Практически на каждой картине можно было увидеть эскадрильи горящих и падающих «лапотников» с кабинами, покрытыми созвездиями паутин от пулеметных очередей, с охваченными огнем характерными ломаными крыльями, с превращенными в обломки неубирающимися шасси. Они устремлялись в последнем пике навстречу земле, а позади торжествующий Як-3 или какой-нибудь другой краснозвездный истребитель уже делал боевой разворот, празднуя победу. Особенно хорошо художникам, писавшим сцены воздушных боев, удавались облака: поединки неизменно происходили на фоне величественных, эффектно освещенных, вспоротых молнией или подрумяненных солнечным светом скоплений водяного пара, запросто способных выдержать вес Вальгаллы[27].

Прочих сухопутных боев было значительно меньше, вероятно, потому что техника изображения человеческих фигур хромала. Лишь немногим живописцам, призванным на службу советскому искусству, удавались бойцы, прячущиеся в окопе или бегущие под огнем в атаку, а из них считанные единицы правильно передавали потрепанные остатки армейского обмундирования, в которые одевались в подобных случаях солдаты. В этом видении войны гимнастерки были только что выстираны, отутюжены, точно подходили по размеру, поскольку никому не хотелось связываться с заплатами, застиранными пятнами, складками, разводами от пота – всем тем, чем отличается материя, надетая на людей, которым постоянно приходится выдерживать огромные физические нагрузки. На немятых гимнастерках висели выставленные напоказ боевые награды и знаки различия: этой манией страдали и герои-русские, и злодеи– немцы, среди которых было много – да что там много, практически одни только эсэсовцы. Судя по картинам, можно было вообразить, что войска СС самостоятельно вторглись в Советский Союз, с редкими вкраплениями танков и грузовиков вермахта. По крайней мере, в этой войне войска СС одержали победу – в войне за внимание советских художников. Впрочем, у них имелись самые классные мундиры, это точно.

Что касается партизан – опять взрывы мостов и поездов, засады на колонны машин, изредка мученическая казнь или героическая смерть. Сам Бак умирал на картинах несколько раз, разными способами: то его расстреливали, то вешали, то он истекал кровью на руках у своих бойцов.

Также пользовались популярностью и другие образы самопожертвования. Героические врачи и медсестры проводили операцию, несмотря на то что рядом с палаткой кипел ожесточенный бой и рвались гранаты. Еще одной излюбленной темой были Наши Бесстрашные Полководцы – художники изображали советских генералов с такими физическими данными, что те запросто сошли бы за полузащитников американского футбола. Естественно, на всех полотнах неизменно присутствовал сам Великий Вождь. После Наших Бесстрашных Полководцев в категории картин, главной действующей фигурой на которых являлся человек, на втором месте шел Командир, Поднимающий Бойцов в Атаку. Создавалось впечатление, что единственным требованием, необходимым, чтобы поднимать солдат в атаку на Восточном фронте в период с 1941 по 1945 год, было умение поднять над головой аккуратный изящный ТТ или антикварный наган. Свэггер трижды побывал во Вьетнаме, но не мог вспомнить, чтобы хотя бы раз доставал свой пистолет из кобуры, не говоря уж о том, чтобы идти с ним в атаку, однако на советских художников этот вид оружия, похоже, производил неизгладимое впечатление.

Изредка в исторические хроники попадали поражения. Например, на картине «Бойцы 113-й транспортной бригады обороняют мост в Чорткове» были изображены бесстрашные водители, ведущие бой с немецкими парашютистами за какой-то забытый богом средневековый мост. Свэггер опознал в немецких солдатах десантников по характерным каскам и комбинезонам, а также по странному оружию, которым вооружались исключительно они, как, несомненно, установил советский художник, проведший тщательное изучение обстоятельств боя. Боб понял, что хотел передать художник: водители грузовиков не относились к боевым частям, они находились в тылу, далеко от передовой, однако когда на них свалились десантники, они вступили в неравный бой с противником, многократно превосходящим их умением и опытом. На картине поднаторевшие в таких делах немецкие парашютисты, завладевшие мостом и противоположным берегом реки, буквально расстреливали дилетантов-транспортников. Похоже, для немецких десантников тот день выдался удачным, чего нельзя было сказать про русских водителей.