Рейли угрюмо кивнула.

– Ну хорошо, – сказал Свэггер, – это был последний зал, так? Уходим отсюда и возвращаемся домой. Поужинаем в каком-нибудь приличном заведении. А завтра с утра можно будет заняться хождением по горам.

– Ничего не имею против.

Повернувшись, они направились к выходу.

– Знаешь что? – спросила Рейли, когда они оказались на улице. – Эта неприязнь к снайперам, она ведь недавняя, не так ли?

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, после Второй мировой войны так никто не думал. Это ведь родилось во Вьетнаме.

– Наверное. После Вьетнама я беспробудно пьянствовал лет пятнадцать подряд, поэтому точно не могу сказать.

– Возможно, то же самое произошло здесь после Афганистана. До того «партизан-снайпер» был любимым героем, но когда пришло новое поколение, власти постарались лишить этот образ блеска славы.

– К чему ты клонишь?

– Быть может, в запасниках музея есть целая комната, забитая реликвиями снайперского искусства.

– Что ж, – предложил Боб, – давай найдем, у кого это можно спросить.

Чортков

Мост

Июль 1944 года

Танк с грохотом приближался, бесчувственный к стуку, звону и уколам пуль, которые отскакивали от брони, оставляя лишь царапины на матово-зеленой краске. Т-34 был самым настоящим чудовищем – тридцатишеститонное сооружение из стальных листов, водруженное на широченные гусеницы, способное раздавить все, на чем ему вздумается прокатиться. Однако и у него имелись свои слабые места, и он обладал тенденцией вспыхивать костром, если его правильно ущипнуть. Однако командиру танка об этом никто не напомнил.

Бронированная машина неудержимо ползла вперед, пожирая гусеницами землю, порождая в ней дрожь. Пулемет, установленный в левой части лобовой броневой плиты корпуса, спазматически стрелял, веером выпуская высокоскоростных посланцев смерти, но без особой точности. Еще один изъян: в полностью закупоренном танке стрелок почти ничего не видел. Этот огромный боевой зверь, способный сеять разрушения, в ближнем бою страдал от плохого обзора. Он без труда подбивал неприятельские танки, но не мог справиться с горсткой быстро снующих крыс вроде «зеленых дьяволов». Танк приближался к мосту, каждые несколько метров корректируя курс. Он был подобен ослепленному Циклопу, пытающемуся на ощупь переловить спутников Одиссея. И все же танк приближался: еще немного – и он раздавит дерзких десантников или перестреляет их из пулемета, если они вздумают спасаться бегством.

– ФАУСТПАТРОН! – во всю глотку заорал фон Дреле.

Бедняга Хубнер! Ему пришлось покинуть безопасное логово, где он устроился, и вытащить тяжеленную трубу противотанкового реактивного гранатомета на мост, не забыв о своем СТГ-44, больно колотящем по спине, за которой на ремне болтался автомат. Затем он пробежал через всю трехпролетную конструкцию до мешков с песком, где укрывались фон Дреле и парень по фамилии Нейхаузен, и все это было сделано под непрерывным огнем.

Однако Хубнер был настоящим «зеленым дьяволом» и сделал все как надо, под шквалом неприятельского огня, поднявшего облако пыли, через которое он пробежал. Запыхавшись, Хубнер не столько остановился, добравшись до цели, сколько свалился в изнеможении. Ух, как же ему, должно быть, было больно! Хубнер лежал на спине, жадно глотая ртом кислород, не замечая разверзшейся вокруг преисподней, стараясь прийти в себя, обрести ясность мышления.

– Пауль, жаль, что у нас закончились медали! – пробормотал Карл. – За это тебе следовало бы повесить две или даже три.

– Вместо еще одного «Железного креста» я соглашусь на трехдневный отпуск, – задыхаясь, выдавил Хубнер.

– Как и я, – подхватил Нейхаузен. – Кому нужны эти медали?

– Выстрелить сможешь? – спросил Карл. – Попасть в лобовой лист?

– Кажется, со мной все в порядке. Но я не буду стрелять. Я не знаю, как это делается. Меня никто никогда этому не учил. Я полагал, мне надо только таскать эту штуковину.

– Нейхаузен, а ты сможешь выстрелить?

– Конечно, смогу. Но я тоже никогда из нее не стрелял, так что одному богу ведомо, куда я попаду. А вы из нее стреляли, господин капитан?

– В немецкой армии офицеры не стреляют, – проворчал Карл.

– А разве мы не в авиации? – спросил Нейхаузен.

– Замечательное соображение, – усмехнулся Карл. – Ладно, похоже, выбор пал на меня. Она заряжена?

– В каком-то смысле.

– Что ты хочешь сказать, «в каком-то смысле»? Мне это совсем не нравится.

– Ну, граната вставлена в ствол, но контакты не подсоединены. Я их подсоединю, когда вы положите гранатомет на плечо.

Каким-то образом фон Дреле удалось снять эту штуковину с плеча так и не отдышавшегося Хубнера и, водрузив ее на свое собственное, опуститься на одно колено. Гранатомет был совсем не легкий, добрых девять килограммов, с трехкилограммовой гранатой, несущей в кумулятивной боеголовке заряд циклонита. Карл покачнулся под его тяжестью, едва не вывалившись из-за спасительных мешков с песком. Но ему удалось удержать равновесие.

Он ощутил позади присутствие Хубнера.

– Так, кажется, готово, – сказал тот. – Похоже, я подсоединил то, что нужно, туда куда нужно – не знаю, как все это называется.

– Берегись! Лучше не стоять позади этой печки, когда я ее раскочегарю.

– Вас понял, господин капитан!

– Готово?

– Так точно!

– Быстро, быстро, быстро! – на жаргоне немецкой армии «Hoppe, hoppe, hoppe!»

Два десантника вскочили, и ФГ и СТГ в режиме автоматической стрельбы исторгли соответственно двадцать и тридцать выстрелов огня на подавление. Как только солдаты полностью опустошили магазины, у них за спиной поднялся Карл и прильнул глазом к маленькому, защищающему лицо стрелка от поджаривания во время пуска гранаты отверстию в предохранительном щитке, закрепленном на стволе фаустпатрона. Он навел примитивный прицел на передний броневой лист приближающегося танка, успевшего подойти совсем близко, и нажал на рычаг включения, чем-то напоминающий спусковой крючок, на задней рукоятке. Каким-то образом – никто точно не знал, каким именно – запустилось магнето, электрический ток пробежал по проводам к реактивному двигателю гранаты и запустил его.

Двигатель еще работал, а 88-мм граната уже вылетела из пусковой трубы, оставляя за собой ревущий хвост ядовитого дыма и пламени[24]– вот где пригодился предохранительный щиток. Хвост закрыл собой поле зрения, но граната уже попала точно в броневой лист, взорвалась, а через долю секунды что-то сдетонировало внутри танка. Взрыв получился жутким, и танк, содрогнувшись, изобразил Микки-Мауса. То есть взрыв резко повысил давление внутри башни, и оба круглых люка под давлением раскаленных газов распахнулись, да так и остались открытыми, придав Т-34 сходство с круглыми ушами грызуна из диснеевских мультфильмов. Из отверстий вырвался вихрь дыма и пламени. Лучше было не думать о том, что произошло с иванами, запертыми в стальном чреве, превратившемся в крематорий.