Фон Дреле шагнул в холодную ночь, распластался плашмя, ощутил скорость падения, подхваченный силой притяжения, и на мгновение почувствовал головокружительную невесомость – это по-прежнему вызывало у него восторг – и поднятую винтами струю вихря, ударившего в лицо. Мимо проплыло хвостовое оперение «тетушки Ю», фал натянулся, вытаскивая из ранца купол РЗ-20, и еще через секунду фон Дреле с силой дернуло вверх – это парашют принял на себя удар сжавшейся атмосферы. Внизу, погруженная в темноту и беззвучная, простиралась Россия.

Один из ребят потерялся. Он просто не присоединился к остальной группе в условленном месте, на поляне в семи километрах от самого моста. Фон Дреле терпеть не мог терять своих людей. Он и без того потерял слишком многих! Это было невыносимо! У него мелькнула мысль отказаться от выполнения операции, снарядить поисковые отряды, разыскать пропавшего солдата и направиться обратно к линии фронта. Но это было невозможно.

– Быть может, он нас еще догонит, – предположил Вилли Бобер.

Все понимали, что это крайне маловероятно. Оберефрейтор Дитер Шенкер, ветеран итальянской и русской кампаний, три ранения, два «Железных креста», скорее всего сейчас болтался вниз головой на дереве, со сломанной шеей или позвоночником. Если он остался в сознании, то мог бы вытащить нож и перерезать себе вены на запястьях, чтобы тихо и мирно умереть от потери крови. Если его найдут русские, они, перед тем как его прикончить, непременно развлекутся с ним штыками. Вот такая это была война.

Вторым, что пошло не так, стала карта. Она повела группу вокруг двух деревень прямиком к военному лагерю, где остановились на ночлег миллиардов шесть или около того иванов, прежде чем двинуться к передовой для участия в предстоящем спектакле.

Боевой группе фон Дреле пришлось сделать еще один круг, а на это потребовалось время. Замысел заключался в том, чтобы дойти до моста задолго до рассвета, снять часовых, заложить взрывчатку и установить дистанционный детонатор, чтобы к тому моменту, как начнется фейерверк, находиться в нескольких километрах от моста. С этой фантазией пришлось расстаться практически сразу же: старинное боевое правило гласило, что ни один план не живет дольше первого этапа. До места группа добралась только тогда, когда над краем мира уже зажглось солнце. Значит, работать предстояло при свете дня.

К счастью, берег зарос густой зеленью, а иваны никак не ожидали высадки диверсантов в таком глубоком тылу. Они стали излишне самоуверенными из-за миллиардов своих людей, миллионов танков и тысяч новеньких блестящих американских грузовиков, избавлявших их от необходимости раньше времени снашивать сапоги. Что ж, это была серьезная ошибка. Двигаясь бесшумно по густым зарослям вдоль берега Серета, десантники смогли приблизиться к мосту. Они устроились под ним и могли видеть мешки с песком и колючую проволоку: их небрежно набросали и натянули иваны, скорее отдавая дань традиции, чем следуя тактической необходимости.

Быстро осмотрев местность, Карл увидел то, что и ожидал: на противоположном берегу реки располагался городок Чортков, убогие домишки и немощеные улицы, пустынные в столь ранний час, хотя тут и там стояли красноармейские грузовики, чьи обитатели, вероятно, укрывались в домах. Никакого движения. На этом берегу реки Чортков продолжался, но в меньшей степени: здесь находились его «пригороды», две-три постройки сельскохозяйственного назначения, несколько типичных украинских хат с белеными стенами и черепичными крышами. И снова тишина, несколько красных грузовиков тут и там.

Ну а наверху, на самом мосту? В гнезде, возведенном иванами из мешков с песком в качестве блокпоста, вряд ли могло быть что-либо серьезное. Скорее всего, часовые дремали, наслаждаясь тихой ночью вдали от боевых мест. Так что потребуется всего несколько секунд переполоха и неразберихи, чтобы добраться до часовых и, по крайней мере теоретически, бесшумно их убрать.

На данном этапе связь должна осуществляться только знаками. Никакой болтовни, они прекрасно могли объясняться жестами.

Четыре человека, показал знаками Карл, снимают часовых. Резать глотки будут он сам и – он указал на трех очень хороших парней, хотя на самом деле, если разобраться, очень хорошими были все. Затем Карл показал, что двое из этой четверки перелезут под мостом на противоположную сторону и посмотрят, что происходит там. Все четверо поднимутся на мост, похоже, не оборудованный блокпостом с той стороны, и начнут работать ФГ-42 и СТГ-44. Если иваны нападут оттуда, эти ребята станут первой линией обороны.

Другую четверку Карл назначил подрывниками. Заправлять балом предстояло Денекеру, гению взрывчатки. Тут не было ничего из ряда вон выходящего: не требовалось спускаться с моста по веревкам и закладывать заряды циклонита под пролетами. Вместо этого все четверо обрушатся на дорожное покрытие моста шанцевым инструментом и сделают в ней углубление. Затем они уложат в него циклонит, который представлял собой липкое тесто, расфасованное по два килограмма в два холщовых мешочка, и вставят в него детонатор номер восемь с бикфордовым шнуром. Далее бикфордов шнур незаметно протянут по мосту и вставят в другой детонатор номер восемь. Когда настанет время уходить, Денекер вставит запал в номер восемь, тот вспыхнет бенгальской свечой, и от него загорится бикфордов шнур – взрывчатка ПЕТН, делающая «бум!» со скоростью шесть тысяч триста метров в секунду. Пламя за долю секунды распространится по бикфордову шнуру до основного заряда, и большой шматок циклонита превратит мост в пыль. Это работало по всей Италии и по всей России, так что не имелось причин, почему это не должно было сработать и сегодня. Четыре килограмма сделают работу чисто и аккуратно.

Но вот следующая часть была рискованной. Четырнадцать десантников – Шенкер до сих пор так и не объявился – не смогут просто уйти по дороге, поскольку сюда со всех сторон ринется пехота красных. Даже такие идиоты, как русские, все равно сообразят, что путь отступления будет проходить вдоль берега реки, и они постараются двинуться на перехват, а также открыть огонь с противоположного берега Серета. Единственный способ отхода – захватить грузовик, вывести из строя все остальные, в суматохе взрыва умчаться на нем прочь ко всем чертям, бросить его где-нибудь в укромном месте и ночью проскользнуть к своим. Конечно, план был не лучший. Фон Дреле это понимал, но выбора у него не имелось. Еще можно отказаться выполнить приказ, и тогда его расстреляют. За такое его не пощадит даже фон Бинк.

Солнечного света становилось все больше, хотя сам диск еще оставался невидим за кромкой пшеничных полей вдалеке, объявляя о своем появлении только редеющим полумраком.

Фон Дреле кивнул. Он и трое его подельников-убийц сняли каски и положили винтовки на землю. Каждый достал из кармана складной нож, нажал на рычаг и движением запястья выбросил в утреннюю прохладу десять сантиметров лучшей золлингенской стали – на лезвии красовалась надпись «rostfrei»[22].

Все четверо терпеть не могли работать ножом. Это было ужасно. Тут присутствовала некая как бы интимная связь, после которой оставались сожаление, угрызения и ненависть к самому себе. Определенно, этим точно не следовало заниматься ради какого-то бесноватого мошенника из Австрии, но оставалось еще чувство долга перед чем-то, что в зависимости от обстоятельств именовалось Родиной или Великой Германией, но в действительности это был долг перед своими боевыми товарищами, стремление не подвести их.