Командир сам не мог точно сказать, кто он, капитан или майор, поскольку ему уже давно обещали повышение, но бумаги, по всей видимости, где-то затерялись, хотя на самом деле его это нисколько не волновало. В «зеленых дьяволах» все обращались друг к другу по имени и на «ты» и каждый знал своих начальников в лицо. Кроме того, у фон Дреле имелось много медалей, хотя он и не смог бы сказать, каких именно. Когда-то его физиономия красовалась повсюду, он, как кому-то казалось, олицетворял со бой идеал и, если так можно выразиться, являлся немецким Эрролом Флинном[20], с потрясающе красивой внешностью, полоской рыжеватых усиков и вьющимися светлыми волосами. Форма носа и скул словно была рассчитана с помощью логарифмической линейки, и на всех фотографиях он получался неизменно великолепно. Фон Дреле был очень привлекательным, но он еще умел воевать.

Он привык к известности, к тому, что его любят, им восхищаются. До войны он был гонщиком в команде «Мерседес» и в 1938 году в возрасте двадцати одного года на Гран-при Монако финишировал третьим, на «Серебряной стреле», стремительной ракете на колесах. Фон Дреле обожал щекочущую нервы скорость, которая позволяла ему полностью показать невероятную координацию зрения и моторики рук, деятельный ум, молниеносные рефлексы, необычайную прозорливость и безумную храбрость. По этим же самым причинам он любил войну, по крайней мере первые три года.

– Карл, как, по-твоему, долго еще? – спросил у него оберфельдфебель Вилли Бобер.

Подняв руку, фон Дреле взглянул на часы, какие носили итальянские аквалангисты. Сам он предпочитал их, исходя из предположения, что раз они ходят под водой, в бою тоже не должны подвести.

– На моих четверть второго. Кажется, фон Бинк говорил, что к месту выброски мы прибудем ориентировочно в половину.

– Не помню, – признался Вилли. – Я его не слушал.

– Я тоже его не слушал. Что на этот раз, мост или железнодорожная станция?

– Гм, – задумчиво пробормотал Вилли Бобер, – пожалуй, лучше спросить у ребят.

Ребята рассмеялись. Они любили эту игру – притворяться, кто невнимательнее всех отнесся к заданию. Бывало, эти шутки случайно слышал кто-нибудь из старших офицеров, принимая все за чистую монету. Как-то раз фон Дреле пришлось идти к генералу, чтобы с Бобера сняли несправедливые обвинения.

Разумеется, все прекрасно знали, что делать. В Чорткове находился трехпролетный мост через реку Серет, и по этому мосту Советы перебрасывали, хоть и со свойственной им скупостью, свежие части для наступления, которое должно было начаться через неделю. У люфтваффе не имелось ничего, кроме скромных транспортных тихоходов наподобие «тетушки Ю», так что разбомбить мост было нечем, а артиллерия до него не доставала. Сюда должны были перебросить 2-ю гвардейскую армию, в составе которой имелось шесть танковых дивизий, всего около шестисот Т-34 и самоходных орудий, готовых идти в бой. С четырьмястами танками, которые уже находились на этом берегу Серета, 14-я мотопехотная дивизия фон Бинка и 12-я танковая дивизия СС Мюнца еще могли как-то справиться, но тысяча им уже была не по зубам. Следовательно, мост требовалось взорвать.

Достав фляжку, Бобер открутил крышку.

– Шнапс. Очень хороший. Прислала одна девушка, с которой я познакомился, когда в последний раз был в отпуске, тысячу лет назад. Каким-то образом он дошел сюда, – сказал он, протягивая фляжку фон Дреле.

– Ах да, забвение. Очень помогает. Ты отличный солдат, Вилли!

Отхлебнув глоток, фон Дреле отправил обжигающую жидкость по горлу. Прекрасно, кувалда ударила по голове, утихомиривая натянутые нервы, слегка туманя приглушенный свет в салоне самолета, смягчая вибрацию трех двигателей «тетушки Ю».

– Когда мы закончим это дело, надо будет прикончить всю бутылку.

Дверь кабины открылась, и второй пилот, высунув голову, прокричал, перекрывая рев двигателей:

– Карл, через три минуты мы подходим к цели и начинаем набор высоты!

– Понял, – ответил фон Дреле. Он повернулся к Вилли: – Пора!

Тот кивнул:

– Я скажу ребятам.

Вилли был мудрым старейшиной боевой группы фон Дреле. Он был в ней с самого начала, везде побывал, все повидал и остался жив. Это он носил шесть нашивок за ранения. Ему шел двадцать пятый год.

Не обращая внимания на качку и тряску, Бобер поднялся на ноги, сориентировался и ухватился за поручень, проходивший посередине вверху через весь фюзеляж.

Это явилось знаком для остальных. Ребята побросали сигареты, кое-кто перекрестился или, по крайней мере, поднял взгляд к небесам в надежде на то, что у Всевышнего еще сохранился хоть какой-то интерес к судьбе последнего воздушно-десантного батальона немецкой армии, оставшегося в России. Затем все тяжело поднялись на ноги, поднимая громоздкий груз снаряжения, зацепились карабинами за поручень.

Гул и тряска были слишком сильными, и фон Дреле не стал произносить напутствие; впрочем, у него не было и желания. Он просто прошел перед строем, похлопав каждого бойца по плечу и подмигнув ему. Похоже, ребятам это понравилось; но что можно было прочесть по этим перепачканным лицам?

Командир прошел к дальнему концу фюзеляжа, где уже расположился борттехник, готовый распахнуть люк, как только вспыхнет зеленая лампочка. На вид этому мальчишке было лет тринадцать. Господи, теперь что, в армию призывают уже из детских садов? Ну этому-то хоть досталась непыльная работенка в люфтваффе; он не сидит у лафета противотанковой пушки ПАК-40 в ожидании нескольких сотен «тридцатьчетверок» и целой армии крестьян с винтовками в руках в придачу.

Прикрепив вытяжной фал своего парашюта к поручню, фон Дреле оглянулся назад и увидел четырнадцать пар глаз, четырнадцать силуэтов голов в касках, четырнадцать кулаков, стиснувших поручень, четырнадцать облачков пара, вырывающихся изо рта. Также он увидел трубу фаустпатрона, германской версии американской базуки, которая прекрасно справлялась с задачей вскрывать бронированные консервные банки красных, но была чертовски неудобной и тяжелой. Она весила целую тонну, и кому-то из ребят предстояло прыгать вместе с ней. Кому не повезло на этот раз? Похоже, пришла очередь Хубнера.

– «Зеленые дьяволы», одноглазый Вотан[21]приветствует вас! – крикнул фон Дреле, поднося кулак к эмблеме с падающим орлом и отдавая честь – традиция, и хотя никто его не услышал, все дружно крикнули в ответ, хором, но он их тоже не услышал.

Самолет внезапно взмыл вверх, летчик за считанные секунды набрал нужную высоту, зажглась зеленая лампочка, молоденький мальчишка с силой повернул рычаг и распахнул люк, превозмогая напор воздуха.