– Завтра я даю ужин у себя в гостинице. В семь вечера, – сказал Гредель Салиду. – У вас есть парадный мундир?

– Разумеется.

Значит, ровно в семь вечера, вымытый, побритый, в парадной форме. Вы познакомитесь с генералами и главами отделов, которые руководят тем, что осталось от Германской Украины. Произведите на них впечатление, и они дадут вам все, поставят во главе всего. Завтра вечером я представлю вас одному офицеру, и если вы его очаруете, эти три бронетранспортера передадут полицейскому батальону, и больше не надо будет ни ждать, ни просить, ни объяснять. Они просто станут вашими, с неограниченным запасом горючего и боеприпасов, и вы сможете распоряжаться ими, как вашей душе угодно.

– Замечательно, господин обергруппенфюрер.

– Ну а на следующий день придет время расширить границы деятельности. Вы снова отправитесь в те пять деревень, и на этот раз в каждой расстреляете по двадцать заложников. Это заставит местных жителей стать послушными. Я хочу сделать так, чтобы они заглянули в глаза своему вымиранию. И тогда в дело включатся их гены. В них десятками поколений заложено бояться и повиноваться. И мы лишь подтвердим принципы природы.

В горах на высоте тысяча двести метров, окрестности Яремчи

Она заставила Крестьянина повторить сказанное, и Учитель перевел его слова с украинского.

– Я спущусь вниз и с наступлением темноты войду в Яремчу. Разведывать буду три ночи, без спешки. Постараюсь никому не попасться на глаза, двигаясь бесшумно. И попытаюсь раздобыть винтовку.

– Какую именно винтовку? – уточнила Петрова.

– С оптическим прицелом.

– И наконец, информация. В деревне есть немцы? Или туда только заглядывают их патрули, и если так, как часто, какими силами? Как они себя ведут? Находятся в боевой готовности или держатся спокойно и не вылезают из своих бронетранспортеров?

Учитель перевел ее слова.

– Уверена, ты сделаешь все как надо, – напутствовала Крестьянина Петрова.

Довольно улыбнувшись, тот выбрался из пещеры и пошел прочь.

– Надежды на то, что он раздобудет винтовку с оптическим прицелом, нет почти никакой, – заметил Учитель. – И ты это прекрасно понимаешь.

– Ему нужна цель, к которой надо стремиться, только и всего.

– Такие винтовки есть только в немецкой армии, да и в ней, готов поспорить, лишь в спецподразделениях. Их не бросают где попало. Немецкие солдаты берегут свои игрушки.

– Если Крестьянину удастся раздобыть хотя бы вполовину приличную «Мосинку» или даже немецкий «Маузер», думаю, я и с открытым прицелом смогу сделать выстрел метров со ста. Ничего сложного: выбрать позицию, максимально сосредоточиться, выровнять дыхание, полностью подчинить воле указательный палец на спусковом крючке.

– Оптический прицел даст тебе еще пару сотен метров, а может быть, и все двести пятьдесят. Это возможность спастись. Поверь мне, убив одного из главарей эсэсовцев, лучше не попадаться к ним в руки.

– Что ж, значит, мне придется умереть. Идет война. Такое случается сплошь и рядом.

– Боюсь, что выстрел палача в затылок – это лучшее, на что ты можешь надеяться. Это счастливый конец. Но я сомневаюсь, что немцы избавят тебя от мучений. Скорее всего, реальность окажется страшнее.

– Незачем раньше времени думать о плохом, – остановила его Мила. – Когда под Курском на нас шли «Тигры», мы гнали плохие мысли прочь. Мы думали только о своем долге.

– Завидую вам. В любом случае пришло время отдохнуть.

– Спасибо, не откажусь, – согласилась Петрова.

Учитель взял ее за руку, чтобы помочь идти, и тотчас же у него из глаз брызнули искры, и он ощутил, как что-то твердое и острое прижалось к тому самому месту на шее, где меньше чем в пяти миллиметрах под тонким слоем кожи пульсировала сонная артерия.

Навалившись всем весом, Петрова быстро повалила Учителя на землю, придавила его коленом и обхватила за голову рукой, в которой теперь был зажат маленький острый нож, прижатый к мягкой, уязвимой части шеи.

– Для простого учителя ты слишком много знаешь, товарищ, – зловеще прошептала Петрова. – И ты слишком легко меня нашел, черт побери. А теперь ты скажешь, кто ты такой на самом деле, или я полосну тебя по шее и буду спокойно наблюдать, как из тебя за семь секунд вытечет вся кровь.

Ивано-Франковск

Проспект Независимости

Наши дни

Свэггера хотели отвезти в больницу, но он решил, что в этом нет никакой необходимости.

– Объясни ему, – сказал он Рейли, чтобы та передала его слова милиционеру, – что машина меня не ударила. На самом деле она меня только задела, я развернулся, потерял равновесие и упал.

Подъехала карета «Скорой помощи», собрались зеваки.

Рейли объяснилась с милиционером по-русски, и он, к счастью, ее понял.

– Он хочет, чтобы ты повторил еще раз.

– Это был просто неловкий водитель. Ему показалось, он меня не заденет, и он дал по газам. – Свэггер подождал, пока Рейли переведет. – Я краем глаза увидел, как он выезжает из-за угла, и отступил назад. Машина меня не ударила. Она как бы оттолкнула меня, я ощутил давление, развернулся и потерял равновесие. Наверное, водитель ничего даже не заметил.

И так продолжалось несколько минут. Нет, они не могут назвать марку или цвет, нет, они не запомнили номер. Свидетели тоже ничем не могли помочь, хотя им было любопытно посмотреть, как милиционер разберется с двумя американцами.

В конце концов блюститель порядка вручил копию составленного на украинском языке протокола. Боб поблагодарил его и проследил, как тот удалился. Маленькая толпа также рассеялась в ночи, предположительно отправившись на поиски нового развлечения.

Свэггер и Рейли прошли к гостинице, несуразному зданию эпохи застоя.

– С тобой точно все в порядке? Что бы ты ни говорил полицейскому, машина сильно тебя ударила.

– Честное слово, ничего страшного, – заверил ее Свэггер. – Думаю, болеть будет завтра.

– Так что никаких хождений по горам.

– Боюсь, ты права.

– И что? Кто-то просто пытался нас убить?

– Не знаю, где грань между преднамеренным убийством и случайным наездом.

– Но кому может быть какое-то дело до того, что произошло семьдесят лет назад, ведь в живых не осталось ни участников, ни очевидцев.

– Как вообще кто-то мог узнать, что мы ведем поиски?

– Ну, если честно, я режим секретности не соблюдала. Мне и в голову не пришло. Я просто сделала то, чем занимаюсь обычно: запросила источники, заглянула в доступные в Интернете архивы различных советских министерств, поговорила с людьми, кое-где побывала.