– Да вы что? Юр, чего молчишь, и ты, что ли, с ними заодно? – Степка, растерянно улыбаясь, заглянул ему в глаза. – Я думал, между нами с самого начала ясно, чего найдем, поделим и толкнем. В Швеции нельзя, так в какую-нибудь страну попроще на «Орионе» сплаваем. Хоть в Сомали, к пиратам. А чего, «Орион» нормальная посудина, потихоньку дочапает. Лишь бы желание было.

– Я против, – сказал Юра. – Дело не только в законе. Я человек русский, живу не по закону, а по совести. Дед уже всем государствам заплатил. Моя бы воля, часть бы себе оставил, а на остальное какой-нибудь фонд создал для помощи нашим больным детям. Но брать груз слишком рискованно. И их за собой потянем, – он кивнул на Лену и Морелей.

Капитан встал с шезлонга и походил по палубе, потирая ладонью подбородок. Его щетина при этом скрежетала, точно лодка, когда ее вытягивают по песку на берег.

– Предлагаю свернуть дискуссию как бессмысленную, – сказал он, остановившись перед надувшимся Степкой. – Вижу, тут бесполезно рассуждать о законе и нравственных принципах. Поговорим о практических делах. Очень вероятно, что мы вообще не найдем подлодку. Даже если Юрий правильно расшифровал послание своего деда, а тот не ошибся с позицией, прочесывать дно нам придется в секторе шириной в милю, не меньше, и длиной внешней дуги в две мили. Если ничего не найдем, придется еще больше расширить площадь. Это на границе глубочайшей впадины на Балтике, Ландсортской, еще ее называют Ландсортской могилой. Глубина там достигает 460 метров. Самая большая подводная свалка в Европе. Чего туда только ни сбрасывали – от радиоактивных и токсичных отходов до старых машин и просроченных боеприпасов. Что в эту могилу упало, то пропало, легче провести поисковую операцию в Атлантике на глубине две тысячи метров, чем в этом узком каньоне с зыбким дном и резкими перепадами высот, окруженном скалами. Никто не знает, какова толщина этой перины – десять, двадцать метров, возможно, больше. Я знаю, что военные хотели поднять контейнеры с гранатами, им нужно было что-то проверить, но на месте их не нашли. Провалились без следа. Будем надеяться, русская субмарина утонула где-то рядом, на приемлемых глубинах. Теперь второе, Гюнтер. Если мы ее все же обнаружим, появится легальная возможность заработать. Мы вскроем один из ящиков, придумаем, как представить, будто так и было, сделаем хорошую фотографию, свяжемся с газетами и телевидением, прежде всего с крупнейшими каналами. У меня есть неплохие контакты на «Дискавери» и «Нэшнл Джеографик». Вся эта история при ее удачной эксплуатации может дать неплохие деньги, причем абсолютно законные.

«И спонсорские поступления в твой фонд, из которого мы ни шиша не получим, – пробормотал по-русски Степка. – Мысли те же самые, как бабки срубить, только упаковка красивая».

Впрочем, он больше не возражал, признав правоту Сорена. Если человек полвека хорошо жил за счет затонувших кораблей и при этом почти не преступал закон, значит, у него был опыт в такого рода делах.

«Орион» неторопливо петлял между островами и островками, точно пенсионер, решивший скатиться с горы по слаломной трассе для новичков. Сорен в рубку не поднимался, штурвал крутила Сара.

– Ее это успокаивает, похоже на вязание крючком, – слегка запинаясь, пояснил капитан Юре, когда тот забеспокоился, не закружится ли у нее голова.

Уже с полчаса Сары не было видно. Вместо ее лица в стекле торчала сосредоточенная морда Тоби с высунутым языком. Похоже, левретка выступала в роли лоцмана, прокладывая маршрут для расположившейся в глубине рубки хозяйки.

Сорен и Степка приканчивали ящик пива, отмечая достижение консенсуса по поводу распоряжения шкурой неубитого медведя. Юра с Леной со своими шезлонгами перебрались на корму, подальше от ветра. Загорали и лениво целовались, шлифуя сооруженную совместными усилиями конструкцию под названием «близость».

– Смотри, ну и уродство! Эй, солдат, подъем, тревога! – Лена пихнула в бок задремавшего под полуденным солнцем Юру.

– Не солдат, а матрос, бывший курсант военно-морского училища, – с трудом разлепляя глаза, пробормотал Юра. В голове стучало, точно с похмелья. Видно, напекло.

«Орион» заходил в гавань, бережно заводя массивную корму, как толстуха в букинистическую лавку, опасающаяся книгопада. На скале высотой с двенадцатиэтажный дом торчало светло-серое сооружение, напоминавшее взорванную ставку Гитлера «Вольфшанце»: громоздились бетонные кубы, из земли отважно выстреливали какие-то козырьки из стальных балок и черных блестящих досок. Огромные стекла слепили глаза, как прожекторы. Хай-тек, дошедший в своем презрении к окружающему миру до безумия.

У деревянного причала, вплотную приткнувшись к вертикальной скале, стояла узкая, как щука, моторная яхта, чуть ли не в два раза длиннее «Ориона». На корме болтался флаг какого-то экзотического государства, похожий на гавайские шорты. Щука-альбинос была из другой части звездного неба. Название «Альтаир-3» указывало на то, что ее хозяин претендовал на традицию в мореходстве.

«Орион» уже ждали. Швартовые канаты приняли два коротко подстриженных крепыша, похожих на испанцев или итальянцев, набросив их на кнехты, тут же подскочили к борту, подав руки дамам. Судя по выучке, это были «паркетные моряки» из экипажа «Альтаира-3», привыкшие к светским раутам на борту.

– Хозяин на веранде, мы вас проводим, – сообщил один из «испанцев» на английском с сильным акцентом. Он возглавил процессию, поднимающуюся по дощатым ступенькам в гору, второй, пропустив гостей, занял место в конце цепочки.

– Ведут как пастушьи собаки овец, – шепнула Лена Юре, сжав его руку.

Петер Будман встречал их при входе в дом. Это был высокий худой мужчина с умным усталым лицом и приятной улыбкой. Впрочем, все это обнаруживалось позднее. Первое, что бросалось в глаза, была его абсолютно лысая голова, на которой бликовало солнце.

– Извините, что не спустился к причалу, – сказал Будман, пожимая гостям руки. – Год назад я двадцать раз подряд бегал по этой козлиной тропе вверх и вниз, а сейчас могу вскарабкаться только с чьей-то помощью. Химиотерапия, черт бы ее побрал. Превратился в говорящий череп, только детей пугать, – он похлопал ладонью по голове и, выдернув несуществующую волосинку, сделал вид, что сдувает ее, – впрочем, вот, опять обрастать начал.

Будман располагающе засмеялся, приглашая гостей в «Вольфшанце». На веранде, нависавшей над бухтой, как взлетная площадка авианосца, стоял сервировочный столик с напитками, похожий на передвижную химическую лабораторию. Рядом нес вахту еще один брюнет, весь в белом.

– Чувствуйте себя как дома, угощайтесь или вот Зорана попросите. Он мастер коктейлей, – хозяин расположился в плетеном кресле, сделав приглашающий жест рукой, мол, рассаживайтесь, кто где хочет.

– Зоран? Югослав, что ли? – расплылся в улыбке Степка. – А я-то думаю, кто те двое с черными рожами. Решил, что какие-то бандиты итальянские. Теперь ясно, тоже наши, братушки.

– Да, у меня работают несколько человек из бывшей Югославии, сербы, хорваты, черногорцы, – кивнул Будман. – Надоело отовсюду слышать, что вместе эти народы ужиться не могут, вот, провел диверсию против национализма. Воссоздал Югославию на борту «Альтаира».