Конечно же, шары из витрины «Мали Ба» выглядели поприятнее, но не намного. К тому же от них за версту несло пошлятиной, а еще выцветший китайский фонарик над дверью…

— Упс, — сказала Дарлинг, стоя на противоположной стороне улицы и изучая безыскусный фронтон «Мали Ба», встроенный в четырехэтажный жилой дом с островерхой крышей. — Кажется, в этот раз новичку не повезло.

— Мы еще не были внутри. — Несмотря на явный провал миссии, Костас не терял присутствия духа.

— Думаю, и заходить не стоит. Товар лицом. Я сожалею.

— А я нет. Может, рискнем, раз мы уже приехали?

— Может, медведь?

Видимо, Костас питал к медведям еще большую нелюбовь, чем Дарлинг к стеклянным шарам: шумно выпустив из ноздрей воздух, он направился к двери «Мали Ба» и скрылся за ней. При этом в глубине — тихонько и вполне предсказуемо для такого рода мест — звякнул колокольчик.

Дарлинг ничего не оставалось, как двинуться следом.

Внутренности лавчонки, насквозь прокуренные сандалом, полностью оправдали все самые худшие опасения: стойка с дисками для релакса, две стойки с эзотерической литературой, два прилавка с этнодребеденью (амулеты, четки, медные кольца, шары баодзинг в плохо склеенных коробках, бусы из псевдокораллов и фальшивого жемчуга). Еще один прилавок был отведен под — как утверждала косо написанная от руки табличка — ароматерапию.

Эта самопальная табличка добила Дарлинг окончательно.

К тому же куда-то исчез Костас.

Зальчик был небольшим, и спрятаться в нем не представлялось возможным — разве что скрыться за шторой в самом дальнем углу. Но представить, что эстет Костас даже близко подойдет к этому плюшевому темно-красному безобразию, испещренному желтыми иероглифами, у Дарлинг не получилось.

— Эй? — негромко произнесла она, на ходу соображая, на какое из приветствий могут откликнуться невидимые хозяева. — Хэлло! Хай! Гутен таг!..

Последнее, видимо, возымело действие, и за ее спиной послышался легкий шорох. Какое-то неуловимое движение. Дарлинг едва не вскрикнула и резко обернулась: перед ней стоял молодой человек невыразительной наружности, в черных джинсах, таком же черном свитере и кожаной жилетке. Попытки зафиксироваться на его лице ни к чему не привели: оно постоянно ускользало, как если бы парень в джинсах стоял за стеклянной дверью, по которой изо всех сил лупят капли дождя.

— Гутен таг! — повторила Дарлинг, с ужасом понимая, что на этом ее познания в немецком заканчиваются, а универсальное «Гитлер капут!» в данном конкретном случае и вовсе не применимо.

— Гутен таг, — ответил парень, склонив голову набок.

Промаявшись молчанием еще секунд десять, она наконец-то вспомнила о спасительном английском, черный свитер живо откликнулся, и дела пошли веселее.

— Я могу вам чем-то помочь? — поинтересовался парень.

— Мой… э-э… — тут Дарлинг поняла, что классифицировать Костаса в плоскости подметной лавчонки будет несколько затруднительно. — Мой друг зашел сюда несколько минут назад. Я его ищу.

— Вы русская?

То же, что и везде: русские распознаются безошибочно, за какими бы шмотками, макияжем и очками от Гуччи ни маскировались.

— Ну да, — пробормотала Дарлинг себе под нос. — Матрешка, Путин, вечная мерзлота. Вы меня поймали.

— Привет. — Парень широко улыбнулся.

— Водка, балалайка, очи черные. А еще у нас угрюмые физиономии. Привет. У вас есть магниты на холодильник? С видами вашего прекрасного города?

— У нас нет магнитов на холодильник. Сувенирами мы не торгуем.

— Жаль. Все, что здесь продается, можно купить и у нас, в вечной мерзлоте. А берлинские магниты — нет.

Холодильник Коко залеплен магнитами сверху донизу. Сочинский холодильник Лерки и мамы залеплен магнитами снизу доверху. Гроздья магнитов висят на холодильниках большинства приятелей Дарлинг. Инспирированная ею магнитная дискуссия в жежешечке, неожиданно перешедшая в философскую и мировоззренческую плоскость, продлилась полторы недели и оставила ненавистника магнитов Дарлинг в меньшинстве. В полном и тотальном одиночестве. Даже Паоло не пришел ей на помощь — очевидно, замешкался с навешиванием бомб на свой самолетик-самоубийцу и опоздал к раздаче. Сдались ей эти магниты!..

Не сдались. Но Дарлинг почему-то не нравится этот парень за мутным стеклом. То, что происходит с его лицом, в корне неправильно. Нечестно. Лицо юлит и ускользает, ухватиться за него не получается, вот Дарлинг и злится.

— Но вам ведь не нужны магниты.

— Мне нужен мой друг. Он зашел сюда и…

— Хотите чаю?

— Чаю?

— Отличный марокканский чай. Мы всегда предлагаем его посетителям.

— А если я соглашусь на ваш чай, вы скажете, куда подевался мой друг?

— Идемте.

Стойки с эзотерической литературой не представляют никакой опасности. Нитки фальшивого жемчуга не выглядят удавками, в надписи «АРОМАТЕРАПИЯ» нет ничего настораживающего. И котов из сна здесь тоже нет.

— Ну хорошо.

Как и предполагала Дарлинг, марокканский чай скрывался за шторой с иероглифами. Там же нашел приют еще один зальчик — гораздо меньше первого, но намного занимательнее. Лишенный окон, он освещался двумя кожаными лампами с выцветшим растительным орнаментом. Сюда не проникал вездесущий сандал, смесь ароматов была тоньше: табак, сдоба, книжная пыль, жженый сахар, ладан, цветочная вода. И еще что-то, что держало в узде и ладан, и табак. Это «что-то» не поддавалось никакой классификации, оно не было запахом человека или запахом вещей, хотя вещей здесь оказалось множество. Непонятно для чего предназначенные диковинные механизмы, старинные граммофоны и шарманки, пустая птичья клетка внушительных размеров, похожая на замок — с готическими шпилями, балкончиками и балюстрадами; множество мелкой скульптуры, но вовсе не той, о которой говорил Костас. В основном — фигурки святых из старого, насквозь изъеденного древоточцем дерева. На стенах разместились гобелены, сюжеты которых, ввиду ветхости ткани, можно было трактовать как угодно. Но львиную долю пространства занимали часы.

Напольные и настольные, огромные и совсем крошечные, часы в стиле барокко и позднего рококо, часы-парусники и часы-соборы, с многофигурными композициями на фронтонах, с мозаичными, перламутровыми, латунными вставками. Ни одни часы не повторяли друг друга, лишь одно в них было общим.

Неправильным и противоестественным.

Отсутствие стрелок.

В какой-то мере это компенсировалось присутствием Костаса. Дарлинг застала его за разглядыванием витрины, где вперемешку лежали несколько старинных книг, несколько таких же старых кинжалов, жестяная коробка с пуговицами, жестяная коробка с монетами и портсигар.

— Вот вы где, — обрадовалась Дарлинг. — А я уж подумала, что вы потерялись навсегда.