И на посту помощника министра военно-морского флота, и будучи президентом Соединенных Штатов Рузвельт постоянно выступал за то, чтобы страна была подготовлена к войне. Неудивительно, что его порой называли провокатором и даже разжигателем войны. Однако Рузвельт постоянно говорил о своем отвращении к ней. В автобиографии он писал, что всегда выступал за подготовку к войне во имя предотвращения войн. Он считал, что государство может отразить покушение врагов на его международные права, собственность и народ только в том случае, если продемонстрирует всему миру способность и готовность сражаться и победить. Война – это суровая реальность, на которую нельзя закрывать глаза. Рузвельт полагал, что отсутствие должной подготовки к ней – верный способ привлечь внимание агрессора и даже спровоцировать нападение.

После изучения стенограммы заседания военно-полевого суда по делу генерала Джейка Смита президент Рузвельт без колебаний уволил весьма популярного офицера.

Джейк Смит по праву заслужил прозвище «Бей и жги». Семьдесят его операций против филиппинских партизан во время так называемого восстания, начавшегося после аннексии Соединенными Штатами Филиппин по окончании испано-американской войны, отличались невероятной жестокостью. Президент не заблуждался насчет филиппинских партизан, которые пытали и жестоко убивали американских солдат, по несчастью попавших в плен. Сначала Рузвельт хотел принять вердикт военно-полевого суда, который признал Смита виновным только в «излишней старательности» – в этом случае генералу грозило лишь замечание и предупреждение. Но когда он вник в суть дела, то с отвращением узнал, что генерал «излишне старательно» убивал женщин и детей – Смит называл это «охотой на ниггеров». Генерал перешел грань, отделяющую необходимую жестокость от преступного геноцида. Такое поведение было не просто отвратительно само по себе, но к тому же оказывало дегуманизирующее влияние на американскую армию. И тогда президент отменил решение военно-полевого суда и приказал Смиту немедленно уйти в отставку не только с поста командующего, но и вообще из армии. Президент с удовлетворением узнал, что большинство офицеров, служивших вместе со Смитом, одобрили его решение.

Честь — вот слово, которое, несмотря на всю свою распространенность, показывает нам, что Теодор Рузвельт был человеком другой эпохи. Нет, эта эпоха была ничуть не лучше нашей – мы тоже ценим честность, цельность и характер. Но в те времена люди были не столь сдержанны, когда речь заходила о личном и общественном поведении.

Когда Рузвельт говорил о чести, его американские современники отлично понимали, что он имеет в виду. Им не требовались пояснения. Сегодня же это понятие размыто тонкими оттенками коннотаций, которые Рузвельт и его сограждане с возмущением отвергли бы.

Почему же это слово сегодня кажется нам плоским, претенциозным и наивным? Не потому, что мы стали более циничными. Нет, просто концепция чести стала ассоциироваться с лицемерием и фарисейством. Чаще всего это понятие связывается не с цельностью, а с демонстративным неповиновением.

Люди отстаивают весьма сомнительные ценности во имя чести. То, что некоторые называют честью, в действительности является пустым подзадориванием: ну-ка попробуйте пересечь эту границу! Так многие из нас эгоистически отстаивают то, что мы считаем «нашими правами»: право иметь столько разнообразного оружия, сколько нам хочется; право быть свободными от регулирования со стороны правительства; право не платить налоги, несмотря на дефицит государственного бюджета.

Когда о чести говорил Теодор Рузвельт, это слово было более свежим и чистым, чем сегодня. Он действительно говорил о величайшем сокровище любого человека – о чистой, непоколебимой репутации того, кто делает то, о чем говорит.