Девушка вошла с охапкой чистых полотенец, взяла со стола магнитную карточку от номера, вставила её в коробочку возле двери, и везде вспыхнул свет: люстра, ночники, лампа на столе, торшер у кресла, подсветка в шкафу с одеждой.

От неожиданности Валя расхохоталась, она бы в жизни до этого не додумалась. Горничная сперва уставилась на неё как на сумасшедшую, а потом, не понимая, в чём дело, заразительно захохотала в унисон.

Отхохотавшись, Валя протянула девушке шоколадку «Алёнка». Та взяла её так, словно шоколадка могла взорваться, и почтительно поклонилась.

После обеда отправились с Кристианом по Копенгагену на новой машине с новым водителем. Таким же молчаливым, как первый. Оказалось, первый водитель попал в аварию, звонил об этом на ресепшен, но они не передали.

Кристиан отвёл Валю наверх Круглой башни, построенной без единой ступеньки, показал оттуда в подзорную трубу шоколадные и кофейные бока зданий с красными и зелёными крышами.

Потом посетили церковь Спасителя, памятник Андерсену, сели в Новой гавани на речной трамвайчик и поплыли мимо бесконечных пришвартованных яхт со спущенными парусами.

– Я бы не смогла жить на воде, – призналась Валя.

– Яхты имеют электричество, воду, интернет, биотуалет и машину, что моет посуду. Семья живёт, где работа, где школа, где родители, – объяснил Кристиан. – А завтра может сделать тур в другую страну.

– Как цыгане, только на лодках…

– Какой дом для вас лучший? – с интересом спросил Кристиан.

– Наверное, деревенский дом моей бабушки. Вода в колодце, туалет на улице. Электричество когда-то сделали, – горько усмехнулась Валя. – Но он стоит посреди сада, а эти яхты просто напичканные корыта.

– Что такое корыта?

– Железный ящик для стирки.

– Стиральная машина?

– Да, только без мотора…

Потом поехали к скульптуре Русалочки работы Эриксена.

– Андерсен и Эриксен – известные датчане, – похвастал Кристиан, и это прозвучало как начало детской считалки. – Принцесса Дагмар вышла замуж за императора Александра Третьего. Их сын ваш последний император. Андерсен провожал Дагмар на пристани, когда ехала в Россию. Надо идти гладить рукой Русалочку. Это сделает вам счастье!

– Она тут одна стоит? – Русалочка сиротливо темнела на фоне серого моря.

– В тысяча девятьсот шестьдесят четвёртом году ей отняли голову пилой, в восемьдесят четвертом году отняли пилой руку, в девяностом стали делать пилой шею, но пришли другие люди, – покачал головой Кристиан.

– Она же символ Дании!

– Символ.

Потом поехали в Крестьянию – складской район, захваченный хиппи и наркоманами и существующий на правах нонконформистской общины. Валя не понимала, что такое «нонконформизм», а вид лохматых и расслабленных «крестьянцев» её напугал.

Они сидели на лавочках, пели, орали, играли с детьми, продавали сувениры и уходили в наркотический кайф так, словно по их территории не бродили туристы, рассматривавшие их, как зверей в зоопарке.

– Они имеют право на свой образ жизни, – подчеркнул Кристиан. – В любом доме вам продадут наркотик. Хотите сигарету с марихуаной?

– Я? – не поняла Валя.

– Это не наркотик, это так…

– К марихуане нет привыкания, но она откроет дверь следующему наркотику, – строго повторила Валя слова профессорши, лечившей Вику.

Мимо них на велосипеде проехала бледная девица глубоко наркоманского вида. В ящике перед велосипедом торчали три весёлые детские головы. Негритёнок, японка и рыжий мальчишка. Погодки, которых она зачинала явно под кайфом, не помня от кого.

– Я бы забрала у неё детей! – с неприязнью сказала Валя.

– Датчане толерантны к чужому образу жизни, – высокомерно напомнил Кристиан.

– А вы видели наркоманов во время ломки, когда им всё равно, как достать наркотик? – Валю обожгли его слова. – А видели их во время прихода, когда это не люди, а овощи? Вы сами не дали сыну быть с матерью, потому что считали, что вырастите его лучше!

– Хотел, чтобы он был для меня, чтобы в нём были мой отец, мой дед, наш герб. А он уехал к этой женщине в Берлин, – недовольно ответил Кристиан. – Есть роман Толстого, там женщина любит мужчин больше, чем сына. Она делает себе смерть под поездом. Это правильный роман.

– Она просто влюбилась, запуталась. Она любила сына, и он её любил. И нуждался в ней.

Валя не читала роман, но помнила сцену фильма, где актриса Татьяна Самойлова прорывается в фильме к маленькому Серёже, которого отнял противный муж в исполнении Гриценко.

– Она не любит сын, она не любит дочь. Она любит себя. Когда любят сына и дочь, не делают, чтоб убил поезд, – возразил Кристиан.

Валя поняла, что спорить нет смысла.

– Здесь также продают наши солёные и перчёные леденцы, – добавил Кристиан.

– Разве это вкусно?

– Конечно, ещё вам надо есть нашу селёдку в соусе вишни. Когда я не был веган, всегда её ел. Датчане говорят, где едят много селёдок, не нужны врачи.

«Только не это», – испугалась Валя, вспомнив скисшую шведскую селедку.

– Скоро закрытие телефорума с королевой!

Но Валя вконец осмелела:

– Мне уже под завязку и телефорума, и королевы. Лучше помогите купить подарки.

Кристиан посмотрел на неё с недоумением, видимо, впервые встретил человека, отказавшегося посетить мероприятие, на котором будет королева. И назвал водителю Строгет – самую длинную из торговых улиц Европы.

Они прошли два километра этого променада, сложенного из пяти маленьких улиц, обрастая пакетами. Вале здесь понравилось, хотя и меньше, чем на улице Королевы в Стокгольме. И ещё меньше, чем на проспекте Маннергейма в Хельсинки.

В конце улицы Кристиан спросил, что Валя купила себе. Она смутилась, сказала, что видела «туфли своей мечты», но они дорогие. И Кристиан буквально заставил её вернуться и купить эти туфли.

– Вы плохо любите себя, – сказал он. – У вас не только красота, у вас сильное сердце. Вам нужен целый мужчина, а не половина. Я правильно сказал это по-русски?

– Правильней некуда. Но и вам нужна целая женщина, – ответила Валя с сестринской интонацией.

– Нет, пусть со мной всегда будут мои деньги и мои интересы. А женщины иногда.

И Вале стало ужасно жалко такого яркого, породистого, богатого Кристиана, спасающего землю, но при этом не нужного даже собственному сыну.

Выезжать в аэропорт надо было в три утра, ложиться спать не имело смысла. После сегодняшней экскурсии Копенгаген показался более красивым и объёмным, но всё-таки более чужим, чем Хельсинки и Стокгольм, где Валя так много почувствовала про себя сегодняшнюю и себя из прошлой жизни.

Она упаковала вещи и, чтобы сделать приятное Кристиану, обула те самые «туфли мечты». И, спустившись в бар первого этажа, застала Кристиана, пьющего кофе с боливийскими супругами. Они тоже ждали машину в аэропорт.

Кольяуаси в чарличаплинском котелке заулыбалась и поманила Валю жестами. Валя хотела расспросить Кольяуаси о лечении внука с ДЦП. И ещё о том, по-прежнему