себя принято вести в других местах. Она известная колдунья, но не пользуется отварами, а берёт силу у земли.

Один их внук больной. По тому, как мужчина вскочил и показал пластику ребёнка, Валя поняла: речь о ДЦП. Врачи уверяли: мальчик не будет говорить, ходить и есть ложкой. Но жена носила его в горы и делала свои ритуалы.

И теперь он ходит, ест ложкой и немного говорит. Его не возьмут в школу, но он может ухаживать за животными. Он не такой, как все, и за это дедушка с бабушкой любят его больше, чем остальных внуков.

Мужчина говорил по-английски, жена не понимала ни слова и обиженно отвернулась к окну, за которым неслись ухоженные сельскохозяйственные пейзажи и ловкие датские домики под черепичными крышами.

На вокзале в Оденсе поезд тоже встречала толпа народа, ретиво машущая датскими флажками. Участников телефорума довезли на автобусах до большого отеля, где планировался обед.

В фойе отеля стояли столы с приглашениями. Валя подошла к табличке с английской буквой «Л», нашла своё приглашение салатного цвета. Но у Кристиана приглашение было жёлтого цвета и с другим номером зала ресторана.

– Надо с кем-то поменяться, – попросила она.

– Так сделано, чтоб люди познакомились, – объяснил Кристиан.

– Но я говорю только по-русски, – напомнила Валя и подумала про боливийку, которую отсадят от мужа.

– Родители должны были учить вас в детстве языкам, – ответил Кристиан.

Валя вспыхнула:

– Для вашей страны я и боливийцы – второй сорт, но мы ничем не хуже вас, и мою передачу смотрит в три раза больше народа, чем население Дании.

– Извините, я сказал неправильно, – смутился Кристиан.

В маленьком зале, куда Валю провели по билету салатного цвета, с каждой стороны столика стояло по пять стульев. У стен красовались огромные салатные вазоны с живыми цветами, а на столешницах с салатными скатертями топорщились пирамиды салфеток салатного цвета.

Соседи по столу дисциплинированно стояли посреди этого великолепия за спинками стульев и ждали команды на посадку из динамиков многозального ресторана. Но вместо команды звучали флейта и скрипка.

Все натянуто улыбались. Наконец немолодой мужчина напротив Вали громко высказался по-английски, демонстративно сел, налил себе вина из открытой бутылки и пригубил его. Все засмеялись и последовали его примеру.

– Русская? – спросил он с приятным акцентом, пожирая Валю глазами. – Я – поляк. Меня зовут Ян.

– Меня зовут Валентина.

– В каком номере живёте в Копенгагене? – решил он сразу взять быка за рога.

– Не помню, – отшутилась Валя.

И подумала, вот беда, единственный, кто говорит по-русски, и тот хамло.

– Я – ведущий политического шоу. А вы?

– Работаю в передаче о здоровье, – соврала Валя.

– Здесь только номинанты. Или вы сопровождаете русского олигарха?

– Моя передача номинирована на премию, – ответила Валя.

Наконец из динамиков раздался голос, бравурно зачитывающий приветственную речь. Валя не понимала текста, но даже те, кто понимал и улыбался шуткам виртуального спикера, не понимали, можно уже есть или нет.

Речь была минут на сорок, так что поляк демонстративно ринулся к закускам. Валя тоже взялась за вилку, остальные вежливо потягивали вино.

– Мне не нравится ваш Ельцин, – объявил Ян.

– А мне нравится, – ответила Валя безразличным тоном.

– Соседство с Россией всегда было для Польши бедой, – добавил Ян таким тоном, что стало понятно, как его огорчил отказ сообщить, в каком номере она живёт.

– Поищите другой глобус, – сказала Валя словами Ады.

– Россия – государство нон-грата, не дающее автономии Чечне! – продолжал Ян.

– Как и Испания, не дающая автономии баскам, Великобритания, не дающая автономии ирландцам, и Франция, не отпускающая корсиканцев. – Эту фразу часто произносил Виктор.

– Вы обманщица и работаете в политической передаче, – заулыбался поляк. – У вас – интонация!

Принесли начинённую орехами дичь с фруктовыми соусами. Было вкусно. Не то что у королевы.

После обеда Валя нашла Кристиана, он напомнил:

– Теперь церемония награждения. Кто-то получит главные деньги.

Церемония проходила в зале неподалёку. Сперва ждали, когда все зайдут. Потом ждали, когда зайдёт королевская чета, и долго ей аплодировали. Затем скучный мужчина в скучном костюме долго читал по бумажке речь. После мужчины пел религиозный хор.

Наконец появились ведущий в ярком пиджаке и ведущая в вечернем платье, а по экрану побежали кадры фильма о самолётах, озвученные по-немецки. На сцену вызвали создателя кадров и наградили большой коробкой, большой грамотой и большим букетом.

За ним то же проделали с французом, снявшим фильм про исчезающих тигров. Потом Валя потеряла счёт номинациям и певцам, работавшим прокладками между ними. Боливийца не наградили, а главную премию вручили весёлой пожилой американке.

Американка острила и размахивала руками, эдакая Ада штатовского производства. Ей, как и Аде, было наплевать и на премию, и на королеву, и на форум. Она заехала потусоваться, а тут, бах, и премия, на которую купит спортивную машину внуку или внучке, потому что у самой всё давно есть.

После этого поехали в музей Андерсена. Музей стоял у озера, в центре которого на камне сидела девица, ряженная под русалочку с волосами из пакли.

– Такие волосы не у русалок, а у кикимор, – заметила Валя.

– Кто это, кикимор? – заинтересовался Кристиан.

– Моя бабушка говорила: кикиморой становится девочка, загубленная родителями и похищенная нечистой силой. В смысле, если тебя не любят, ты не защищён от нечистой силы.

– Нелюбимая девочка живёт в озере? – уточнил Кристиан.

– В озере русалка, а кикимора превращается в маленькую куколку с длинным носом и острыми ушками. Показывается перед чьей-то смертью или важными событиями. Бабушка рассказывала, как печник клал печь и узнал, что хозяева заплатят ему только половину. И тогда подложил самодельную кикимору из щепок и тряпок в кирпичи.

– Её можно сделать?

– Мало сделать, надо ещё сильный заговор, специальное колдовство. У хозяев от этой кикиморы сразу облысели овцы, перестали нестись куры, а в доме каждую ночь то плач, то вой. Они пришли к бабушке за советом. Она велела выплатить печнику деньги и повесить в курятнике отбитое горло кувшина.

– Всегда делают отбитый кувшин?

– Ещё кикимора боится старого лаптя, верблюжьей шерсти и можжевельника.

– Русский фольклор не хуже сказок Андерсена, – восхитился Кристиан.

Зашли в музей Андерсена; Валя не знала, что он не только писал сказки, но пел, танцевал, вырезал, рисовал. Под стеклом лежали рисунки и тонко вырезанные из бумаги узоры и изображения.

– Кристиан! – вскрикнула Валя. – Тут искусственная челюсть!

– Да! Это челюсть Андерсена. Важный экспонат, – гордо кивнул Кристиан. – Люди едут со всего мира, чтоб увидеть её!

Грубоватая пластмассовая челюсть горделиво лежала под стеклом, но Вале было даже стыдно туда смотреть. Стало ужасно жалко Андерсена, прославившего страну, которая даже после смерти не дала ему «жить без занавесок».

Да и трудно