Но заманчивый вариант имел существенный недостаток. Он помогал всем за исключением самого Аркадия. Его спасение как раз и заключалось в жене и в детях. Если перед судом он предстанет как разведенный мужчина, снисхождения ему не дождаться. Вряд ли кто будет искать в его поступке смягчающие обстоятельства. Таких, как он, не жалко: бросил жену, детей, а теперь еще и изнасиловал женщину. Удивительный цинизм, возмутительное пренебрежение к ценностям, которыми живет порядочный человек! Дать ему максимальную меру, предусмотренную статьей за изнасилование! Зачем разведенному человеку условный срок? Для того, чтобы, оставаясь на свободе, он третировал бывшую жену и детей да продолжал насиловать женщин? И без него много развелось в последнее время злодеев, ребенка на улицу отправить страшно. А если, получив отпор от взрослой женщины, он перекинется на детей? Нет уж, пусть идет на зону! Там его научат свободу любить. Прожженные зэки любят таких, как он, – тихих да интеллигентных, да еще с позорной статьей. Закричав по-петушиному, он быстренько поймет, как был не прав. Сгинет на зоне – никто о нем плакать не будет. Кому он сдался, позор семьи, несчастье родителей? Дети забудут, а могилка, заросшая лопухом, скоро сровняется с землей…

– Нет, я не буду думать о разводе, – твердо сказала Виктория. – Может, все еще обойдется?

– Блаженны верующие… – с усталостью в голосе молвила мать. – Надеюсь, ты понимаешь, на что идешь.

После того как Аркадий удостоверился в том, что Софья Кислова – женщина непорядочная, интриганка и лгунья, он уже не сомневался, что разговор с ней принесет ему удачу. Все ее рассуждения о чести и совести были лишь прикрытием трезвого расчета. Конечно, ей не нужны были его извинения, даже если бы он окропил слезами подол ее платья. Дамочка желала получить тугую пачку наличных, о чем прямо и заявила адвокату. Ну а сумма в миллион долларов, которую она запросила, вызвана простым желанием набить себе цену, заставить его поволноваться. Аркадий считал, что сумеет выторговать для себя более разумный вариант…

В общем, надев чистую сорочку и побрызгавшись любимым парфюмом, Соболев был готов к разговору. Для уверенности он напустил на лицо самую доброжелательную из своих улыбок, но с некоторой примесью высокомерия и нахальства. Такая смесь в верных пропорциях производила на женщин неизгладимое впечатление.

В этот раз Софья была занята тем, что протирала листья фикусов, сидя на подоконнике. У Соболева зародилось подозрение, не являются ли трудовые обязанности лаборантки точной копией ежедневных занятий уборщицы, и он еще раз ужаснулся тому, как низко его угораздило пасть. Успокоил себя лишь клятвенным обещанием самому себе не приближаться к подобному люду и на пушечный выстрел. Разумеется, когда вопрос будет улажен. Но пока следовало проявить терпимость.

– Здравствуйте, Софья Валерьевна, – вежливо произнес он, полагая, что обращение к уборщице по имени и отчеству должно ей польстить. – Найдется у вас для меня минутка?

– Отчего же не найдется? – промолвила Кислова. – Присаживайтесь, Аркадий Александрович, куда найдете. Хотите, вон туда, на парту, желаете – так прямо на подоконник.

– Шутница вы, как я погляжу, – одобрительно кивнул Соболев. – Только разговор нам предстоит серьезный. Впрочем, вы уже знаете, о чем пойдет речь. Мой адвокат был у вас, и вы озвучили довольно забавную сумму – миллион долларов.

– Вы случайно не захватили его с собой? – Кислова сделала вид, что пытается рассмотреть за спиной профессора туго набитый деньгами кейс.

– Конечно, нет. Это было бы сумасшествием. Но кое-что меня действительно радует. Отрадно, что вы согласны урегулировать нашу с вами проблему миром. К чему нам враждовать? Решим дело к взаимной выгоде и станем, быть может, добрыми друзьями.

– Ну, тут вы хватили через край, Аркадий Александрович. Друзьями мы никогда не станем, что вам прекрасно известно. Вы на таких, как я, простых женщин даже не смотрите. Помните, тогда, на дне рождения вашей жены, вы даже не узнали меня, хотя встречали в университетских коридорах тысячу раз.

Тут она была права. Аркадий Александрович обычно шагал по коридору, отвечая на приветствия коллег и снисходительно кивая студентам. Стал бы он обращать внимание на женщин в темных халатах техничек, которые мыли окна или выносили корзины с мусором…

– Пусть друзьями мы не станем, но ведь вовсе не обязательно оставаться врагами, – заметил Соболев. – Назовите разумную сумму, и закончим все формальности.

Кислова сделала вид, что думает.

– Аркадий Александрович, – заговорила она наконец. – У вас, я знаю, есть дочь.

– Есть, – сказал озадаченный профессор, не понимая, куда женщина клонит. – Маша. Ей почти шестнадцать лет.

– Взрослая девушка, – кивнула Софья. – А сколько бы вы запросили, если бы какой-нибудь негодяй изнасиловал ее?

– Что?! – поперхнулся Соболев. – Какого черта вы меня об этом спрашиваете?

– Для примера, – пожала плечами Кислова. – Вы же меня спрашиваете, сколько мне заплатить. Я не знаю. Никогда с подобным не сталкивалась. Слава богу, меня не каждый день насилуют. Значит, вы считаете, что миллион долларов за честь Маши – слишком много?

– Оставьте в покое Машу, – проговорил Аркадий, теряя терпение. – Моя дочь – молодая невинная девушка, и сама мысль о том, что с ней может что-нибудь произойти, для меня невыносима.

– Представьте себе, я тоже дочь своих родителей. И моему отцу, так же как и вам, было бы невыносимо торговаться, продавая честь своей дочери.

Соболев поспешил взять себя в руки. Если он не выдержит и сорвется на оскорбления, вопрос о примирении будет закрыт. Стерва, как пить дать, сообщит о его визите следователю.

– Софья Валерьевна, я вижу, разговор о деньгах вам неприятен, – огорченно молвил он. – Но я не пытаюсь сейчас вас оскорбить. Просто деньги – самая удобная и ходовая единица для урегулирования спора. Можно, конечно, отыскать эквивалент в других ценностях, запросив в качестве компенсации машину, комнату в коммуналке, норковую шубу, но суть останется та же. Поэтому я не совсем понимаю, что вас так задевает. Ну, скажите, что вам надо? Дров на зиму? Новый ковер? А может, вы мечтаете перейти с должности лаборантки на место специалиста кафедры? Я могу посодействовать.

– Нет, Аркадий Александрович, всего этого мне не надо. Материальные ценности меня не интересуют.

– Но что-то вам все-таки нужно? Не стесняйтесь, я хочу знать, что именно. – Соболев вложил в свой голос максимум теплоты. Пусть ведьма видит, что он готов поступиться ради нее многим.

Кислова слезла с подоконника и сняла с рук резиновые перчатки.

– Вы действительно хотите знать? – спросила тихим интимным шепотом, подойдя к нему вплотную.

– Конечно же, хочу, – поддался на провокацию Соболев. – Только не говорите, что желаете меня видеть за решеткой. Не будьте жестоки.

Потерпевшая посмотрела на него, и усмешка исказила ее губы.