обернутся против меня – первого!

Орнг обиженно нахохлился.

– Джэд, – мягко сказал Сорк, – ты, разумеется, волен в своих поступках. Но и мы свободны в своих. Вечером соберётся Круг и обсудит создавшееся положение. А если этого окажется недостаточно – мы созовём весь Саор, и каждый выскажет своё мнение. В конце концов, нам решать, кто нами правит. И ты, наш король, будешь обязан подчиниться воле большинства. Ты наш, по крови и по духу. Не тебя – того, другого назовут самозванцем. Подумай об этом, Синеглазый. Ты не нарушишь ни единого Закона, приняв всё, как есть!

– Послушай Сорка, Синеглазый! – подхватил Орнг.

И Дэрэк взмолился:

– Пожалуйста, Дэйкен!

Джэд обвёл их взглядом, в котором удивительно сочетались воля и теплота: ни тени сомнения не было в этих изумительных, невероятно синих глазах:

– Ни в одном из наших Законов не говорится прямо, что каждый из нас должен быть честен перед собой и другими, – твёрдо произнёс король. – Только это не отменяет обязанности быть честным. Я благодарен вам за доверие и поддержку. Но если я уступлю вашим просьбам, то стану презирать себя сам. Вы, конечно, можете собирать и Круг, и Саор. Это не изменит истины. Королевством правит первенец, и иных толкований нет и быть не может. Если же вы заставите меня поступить против собственной совести, то получите в правители человека бесчестного и лишённого самоуважения. А возможно ли слушаться такого Правителя или подчиняться ему?!

«Гэсса была права, – с горечью подумал Дэрэк, – трудно защитить Синеглазого от него самого».

Он поднялся и заявил тоном, не терпящим возражений:

– Если ты окончательно решил, Джэд, я иду вместе с тобой.

Они обменялись взглядом, в котором было глубокое понимание друг друга и тех причин, что толкали их на поступки, и гордый синеглазый красавец дрогнул и уступил, не споря:

– Да, Дэрэк.

Больше не о чем было говорить и нечего обсуждать. Расходились торопливо, не прощаясь. Зэльтэн, проходя мимо, на краткий миг сжала ладонь младшего сына.

Последней зал покидала Гэсса. Два ярких пятна румянца на её щеках выдавали сильнейшее непритворное волнение.

Жизнь не баловала принцессу. Поздний и единственный ребёнок, она осиротела, едва ей исполнилось шесть лет. Принц Лэрк и его жена Гвил погибли в один день, оставив дочери Цепь Тери, гордую славу о себе да смутные воспоминания о звонком смехе матери и рокочущем басе отца. Наставница Алга, суровая ворчунья преклонных годов, воспитывала будущую Правительницу, безжалостно отсекая её девичьи мечты и надежды. Немудрено, что первая, ранняя, жгучая любовь стала для Гэссы мучительной, неразделённой и последней. Вся страсть и пыл отданы Тери, родному краю. Подруги детства одна за одной обретали свои занятия, дома, семьи, растили детей… Ей же всё некогда было задержаться, оглянуться, задуматься – а потом ей показалось, что поздно. Семь десятков лет – ничто по меркам Саора, но ей жизнь казалась прожитой, мечты о собственном счастье развеялись в дым, она смирилась, плыла по течению, отдавшись на волю судьбы.

Судьба преподнесла ей урок в лице необычного синеглазого подростка. Настойчивый и насмешливый, такой же одинокий, как и она, он понравился ей сразу – тем, что в отличие от неё не желал подчиняться обстоятельствам, и ещё больше – тем, что ставил честь дороже жизни. Тогда она была в дружеских отношениях с Лекстом, но, вопреки всякой логике, пожелала победы сыну Аргена. Хотя не верила, ни капельки не верила, что неопытный, необученный, не обладающий магией паренёк способен противостоять могущественному принцу.

– Ты хоть представляешь, чем грозит тебе Поединок с мечом, который ты ни разу не брал в руки?! – возмущённо спросила принцесса, отозвав Джэда в сторону. Ей всё казалось, что парень не сознаёт, во что ввязался. Никаких иллюзий. Она поняла это, заглянув в невероятные, поразительные по красоте глаза.

– Лучше быть мёртвым королём, чем живым трусом! – прозвучал дерзкий ответ, отразивший подлинную натуру Синеглазого – гордого, бесстрашного, неукротимого. Гэсса отвернулась и дала себе слово: каким бы ни был исход Поединка, она не даст в обиду этого мальчика.

Мальчик оказался сильнейшим магом Саора.

За гранью Барьера в формуле Вызова Лекст к традиционным словам прибавил нечто, заставившее их вздрогнуть:

– Я, Лекст, сын Орвэра, вызываю тебя Джэд, сын Аргена… помериться силой магии! Ты утверждаешь, что Хранитель – твой Наставник. Пусть он и поможет своему ученику! Да судит нас Тор!

Её пригвоздило к месту. Как же так! Это верная смерть! Откажись, немедленно! Барьер замкнут на вас двоих, только один из вас может снять его – победив или признав поражение.

– Я, Джэд, сын Аргена, принимаю твой вызов!

Она тогда так и не разглядела потоков – разве что первые, которыми ударил Лекст. То, что произошло дальше, было за гранью её понимания. Поток был один – такой силы, что изогнул пространство, смёл Барьер и пригвоздил Лекста к полу. Все присутствовавшие в ужасе повскакивали с мест, пытаясь разобраться, что же происходит…

Худющий высокий паренёк остановился, неуверенно, но спокойно выпрямил пространство и протянул руку, помогая подняться принцу Пенша. После этого он повернулся к потрясённым Правителям: в синих глазах светилось торжество. Гэсса взяла ожерелье королей и благоговейно надела на шею победителя. Браслеты были ему велики, она даже неловко пошутила… Затем она первая преклонила колено и поклялась в верности Джэду, двадцать седьмому королю Саора.

Сколько раз он разносил Орж на кусочки, пока не научился сдерживать свою колоссальную силу!.. Чтобы потом в точности восстанавливать разрушенные залы, заставляя восхищаться его терпением и упорством не меньше, чем невиданной мощью.

Их разделяло больше чем полвека: он мог быть ей даже не сыном – внуком. Но он уверенно правил королевством, не нуждаясь ни в поблажках, ни в подсказках. А вскоре все признали его превосходство, и она не считала зазорным обратиться к нему за помощью. В том же, что она испытывала на самом деле, она не сознавалась даже себе самой. Гэсса чувствовала к новому королю не просто признание или уважение. Она перенесла на замкнутого синеглазого парня свою нерастраченную материнскую теплоту и нежность. Это никогда не проявлялось открыто: Джэд сторонился любых проявлений чувств по отношению к нему самому. Он даже дотрагиваться до себя не позволял, а любое проявление заботы расценивал как оскорбление. И всё же он бессознательно тянулся к ней, держался свободнее, чем с кем бы то ни было. Иногда даже делился мыслями и планами, и в их диалог вплетался третий голос, слышимый только Джэду, – голос Тора. В запале спора Дэйкен забывался, отвечал Хранителю вслух – и Гэсса трепетала перед силой, заключённой в пятнадцатилетнем пареньке, – силой, позволяющей говорить с Создателем.

Когда он успел вырасти? Она и не заметила… Всё чаще она замечала пристальные, нежные, манящие взгляды девушек, прикованные