границей поля расстроенно вздохнула и встала. Рядом с ней лежало её чудище – маленькое, сморщенное и без единого волоска, с широким туловищем и коротенькими ножками.

Виола, Этель и Абель прибежали, чтобы его поздравить.

– Это было нечто! – восхитился Абель. – Твой ветер снёс Эрхарта, как пушинку!

У Баркли ушло несколько секунд, чтобы взять себя в руки и перестать трястись.

– Я думал, ты застрял в отражении, Абель, – выдавил он. – Как ты выбрался?

– О, нашёл зеркало в уборной неподалёку и выпрыгнул из него. Напугал Мандипа до полусмерти. Он едва не свалился в унитаз…

– Расскажи нам о матче! – перебила Виола. – Мы ничего не поняли. Ты просто шатался по полю со странным выражением лица.

– Я видел… Я видел Гравальдора. – Его передёрнуло от одного воспоминания. Ему нужно было прилечь.

– У её дурмана такая мощная иллюзионная магия, – восхищённо вздохнула Этель. – И только посмотрите на него! Он такой миленький!

– Похож на редьку, – сухо заметил Абель.

Другие участники тоже начали подтягиваться, засыпая Баркли вопросами о его ветровой магии и люфтхунде. Этель была права: никто из них больше не дразнил его, что он бесполеземец. И, в отличие от Занудшира, здесь его не считали нарушителем правил или обузой. Все относились к нему, как к одному из своих.

Баркли уже очень давно так себя не чувствовал.

Перед его побегом мастер Пилцманн сказал, что Баркли имеет полное право избрать свой путь, не связанный с родным городом. И Баркли наконец начал понимать, что тот имел в виду: в его душе горел необузданный огонь жажды приключений, который в Занудшире обязательно бы затух.

Но от этой мысли сердце лишь сильнее заныло. Баркли нашёл место, где его приняли и признали, но он не мог здесь остаться. Не после того, как погибли его родители.

У него не было других вариантов. Он победит в Отборе. Попрощается с Корнем. И вернётся в город, что успел стать ему чужим.

Глава 20

До конца третьего экзамена оставалось всего два дня, и количество зрителей заметно возросло. Многие, как узнал Баркли, пришли в Сикомор со всех концов Леса на фестиваль середины зимы, которому занудширские праздники и в подмётки не годились. Первые несколько столов с грушёвкой разрослись до целых рядов прилавков с горами острых сарделек, сладких булочек и больших кубков, чьё содержимое перед питьём полагалось поджечь. Люди пели, плясали, и в какой бы части города ты ни оказался, воздух везде пах костром.

Пока Этель и Абель спешили обойти стихийные развалы до наплыва основной массы посетителей, Баркли обратил внимание, что Виола с хмурым видом разглядывает украшения на домах.

– Что-то не так? – спросил он. – Тебе не нравится фестиваль середины зимы?

– Не в этом дело, – вздохнула она. – Просто это один из немногих дней, когда Гравальдор просыпается сам, без призыва. Я не смогла поймать его тогда, и теперь это мой последний шанс…

– Чтобы сделать его твоим партнёром, – договорил за неё Баркли.

– Если я не уйду из города вечером, то не успею добраться до сердца Леса вовремя. Поэтому я должна… мне придётся… – Она принялась крутить в пальцах кожаную тесёмку, служащую закладкой в «Журнале путешественника» – явный признак, что её мучила внутренняя дилемма. – Но я хочу увидеть, чем закончится Отбор. И вчера, когда Клара показала тебе иллюзию Гравальдора, ты выглядел таким напуганным… И теперь мне страшно от мысли, вдруг я всё это время ошибалась.

Баркли с самого начала думал, что её желание стать партнёром Гравальдору было ошибкой, но ему не хотелось обижать подругу, поэтому вместо этого он сказал:

– Я надеюсь, ты останешься.

На этом их разговор оборвался: Эрхарт достал из корзины Сорена две бумажки.

– Этель Задер, – прочёл главный чудолог. Этель заметно напряглась. – Баркли Торн.

Пока они шли к границе мелового поля, Баркли старался не встречаться с Этель взглядом. Он знал, что она мечтала победить, пожалуй, не меньше его, и ему страшно не хотелось с ней сражаться.

Баркли уже собрался шагнуть к ожидавшим их прокторам, когда Этель схватила его за шарф, притянула к себе и горячо выпалила:

– Слушай, Баркли, я знаю, как тебе важно занять первое место. Но для меня это тоже многое значит. А потому я не дам тебе победить.

– Я на это и не рассчитывал, – ответил он.

Её карие глаза хитро заблестели.

– И не думай, что со мной тебе будет так же легко, как со всеми остальными. Мне не терпится увидеть вас с Корнем в действии.

Баркли не поэтому ни разу не призывал Корня на поединок, но сказать ей об этом не успел. Нетерпеливый Абель пихнул их обоих за черту.

– Удачи, – пожелал Этель Баркли.

Та улыбнулась.

– Оставь её себе. Она тебе понадобится.

Эрхарт и Сорен о чём-то шептались. Лицо главного чудолого, обычно нездорово румяное, резко побелело.

– Уверен, ты преувеличиваешь, Сорен. До меня, конечно, доходили слухи о ней и Сириле, но это… это уже слишком!

– Боюсь… всё так и есть, – с театральной мрачностью протянул Сорен. Замолчав, он глянул на Баркли и Этель, будто забыл, что они с Эрхартом должны были наблюдать за поединком.

– По мне, так слишком – это нападать на учеников, но ты уже доказал, что для тебя это раз плюнуть, – процедил Баркли.

– Прекрати немедленно! – возмутился Эрхарт. – Хочешь, чтобы я тебя дисквалифицировал?

Но учитывая обращённые на них взгляды толпы, его угроза была пустой. Эрхарт вручил Баркли и Этель флаги, увёл Сорена в сторону и громко, чтобы перебить гул взволнованных зрителей, объявил:

– Начали!

Этель немедленно приступила к действию и, как во всех своих предыдущих матчах, призвала огромное зеркало во всю длину квадрата. Баркли и шага не успел сделать в её направлении, а она уже запрыгнула в стекло и слилась со своим отражением.

Стратегия Этель была ему хорошо знакома: в следующий миг она должна была выскочить перед ним и быстрым ударом ребра ладони по шее вырубить его, после чего спокойно забрать флаг. Но так просто он не дастся.

Поэтому Баркли сделал то, что он делал лучше всего: он побежал. Как можно дальше от зеркала.

«Я не стану нападать на неё, как другие. Если