Вопрос Увилла был неожиданным. И не только потому, что прозвучал столь внезапно, после нескольких часов тишины. Главное, что поразило Давина, была сама постановка вопроса. Увилл словно бы допустил возможность своей неправоты — это было на него совсем не похоже.

— Глупостью было нападать на… — Давин чуть споткнулся, поскольку хотел сказать «вассалов Даффа», но вовремя спохватился, что Увилл до сих пор считает их своими. — На вассалов. А созыв Стола… Это не глупость, но должен сказать, что у тебя нет ни малейшего шанса, что Стол встанет на твою сторону.

— Но почему? — Увилл привычно не заметил той части фразы, которая казалась ему сейчас неважной, и полностью сосредоточился на главной проблеме.

— Вчера лорды увидели двух людей — умного и взвешенного Даффа и вздорного несдержанного на язык юнца, — жёстко ответил Давин. — Как думаешь — кому они отдадут предпочтение? Кто из этих двоих больше подойдёт для того, чтобы вести с ними дела, заседать за Столом? За Даффа — двадцать минувших лет, каждый из которых доказывает, что он — хороший лорд домена. За Даффа — вассалы Колиона…

— Не все! — Давин не мог разглядеть хорошо лица Увилла, но мог побиться об заклад, что сейчас тот густо покраснел. — Я разговаривал с некоторыми из тех вассалов, что служили ещё моему отцу. И они говорили, что не забыли клятв, принесённых над его могилой!

— Даже если и так, — Давин был не уверен, что дворяне говорили Увиллу что-то подобное. Скорее он готов был поверить, что тот, ухватившись за какие-то осторожные слова, сам дорисовал желаемое в своём воображении. — Даже если и так, то твои вчерашние речи всё здорово испортили. Пойми, Увилл, боги сотворили этот мир не специально для тебя! И не всё, чего ты желаешь, обязано сбываться. Ты — наследник домена Танна! Я думаю, что это не так уж и плохо. Оставь свои мысли по поводу Колиона — ты лишь ранишь себя ими!

— Но, отец, если я изложу Столу всё чётко и внятно — разве у них могут остаться какие-то сомнения в моей правоте? Разве это не очевидно, что именно я должен быть лордом домена Колиона? На моей стороне всё — и обычаи, и право, которым ты так любишь похваляться как главным достижением Стола!

— Знаешь, сын, я одновременно и восхищаюсь, и ужасаюсь, слушая тебя, — чуть помолчав, заговорил Давин. — Я восхищаюсь твоему ощущению собственной правоты, собственного всемогущества… Иногда мне кажется, что ты способен поверить даже в то, что в твоих силах превратить зиму в лето, а воду — в вино. Но это и ужасает меня, потому что мир совсем другой. И, боюсь, что однажды он самым жестоким образом поломает тебя, а ты будешь к этому даже не готов, как слепой, идущий прямо на стену копий, не видя их.

— Я понимаю, о чём ты говоришь, — вопреки ожиданиям Давина, Увилл не стал спорить и доказывать свою правоту. Более того, его голос вдруг стал тише и меланхоличнее. — У меня и правда иногда закрадываются сомнения относительно того, действительно ли этот мир не может управляться моей волей? Иногда я ловлю себя на мысли — а вдруг этот мир придумал я сам? Вдруг то, что я вижу вокруг, всё это — лишь плод моей фантазии? И если так, тогда здесь нет ничего, чего я не могу сделать. То есть я лишь думаю, что не могу, и потому не знаю, что на самом деле всё это вполне в моих силах.

Давин лишь добродушно усмехнулся этим словам. Хотя он и не узнал ничего нового, но сами по себе эти откровения были необычны для Увилла.

— Когда я был ребёнком, — продолжал юноша. — То иногда забирался на крепостную стену и глядел вниз, стоя прямо на парапете. В эти минуты у меня было такое чувство, что если я сделаю шаг, то смогу полететь. Понимаешь, отец, я был абсолютно уверен в том, что не упаду, а именно смогу полететь. Что в ту секунду, когда я лишусь опоры, моё тело само сделает всё, что нужно. Меня всякий раз так и подмывало прыгнуть, но что-то останавливало меня в последний миг. Ты говоришь, что я — самоуверен, но это не так. Иначе однажды я шагнул бы со стены.

— И хвала богам, что ты этого не сделал, Увилл! — Давин был не на шутку встревожен услышанным, хотя, казалось бы, опасность уже миновала. — Надеюсь, с тех пор ты оставил эти глупости?

— Повзрослев, я больше не делал так, — медленно кивнул Увилл. — Но до сих пор меня иногда сводит с ума мысль — а что, если я умею летать, но так никогда этого и не узнаю?

— Многие люди падают с крыш или обрывов и благополучно расшибаются в лепёшку, Увилл, — резко возразил Давин. — Вот тебе и железное доказательство! Умный человек сделает выводы из чужих падений. Ему не обязательно для этого прыгать самому.

— Наверное ты прав, отец, — грустно проговорил Увилл. — Но порою мне кажется, что мы будто говорим на разных языках. Ты не понимаешь того, что я хочу сказать.

— Порою мне кажется, что мы и вовсе живём в разных мирах, Увилл, — невесело усмехнулся Давин.

Глава 14. Разрыв

— Господа, мы собрались тут сегодня по призыву лорда Даффа Савалана, сделанного по просьбе Увилла Тионита, наследника домена Танна, — по традиции заседание Стола открывал самый старший из присутствующих лордов, и в последнее время это был лорд Элдан Ковинит, лорд домена Коя, хотя, похоже, что вскоре у Стола мог появиться новый председательствующий.

Лорду Элдану было шестьдесят девять лет, и он был дряхл. Удивительно, что он вообще приехал. Рядом с ним восседал мужчина чуть старше Давина — это был Дван, сын Элдана и наследник домена Коя. Возможно, старикашка специально притащился именно затем, чтобы ещё хоть раз почувствовать себя хотя бы номинально превыше всех остальных, — фыркнул по себя Давин.

Восемнадцать доменов — ровно столько их теперь было, после всех передряг Смутных дней. По мнению Давина, это было отличное число, хотя, будь оно чуть меньше — было бы ещё лучше. Восемнадцать лордов, проживающих иной раз за тысячи миль друг от друга, не способны были на крупные коалиции. Будь лордов два или три — это неизбежно привело бы к войнам между ними, поскольку над их прихотями не довлело бы мнение большинства. Будь лордов много больше (Давин знал, что во времена Смутных дней количество доменов иной раз