— Но мы-то не перестанем любить друг друга, — чуть замешкавшись, ответил Увилл. — Когда Давин увидит, что у меня всё получилось — он сменит гнев на милость! Вот увидишь, он сам приедет ко мне в Колион и объявит о возобновлении помолвки!

— Ты безнадёжен, Увилл! — теперь отчаяние в девушке сменилось злостью. — Как ты можешь верить во все эти бредни? Как ты можешь ставить под угрозу наше будущее ради них?

— Если для тебя это — бредни, то, значит, ты просто ничего не понимаешь! — вскричал Увилл, отстраняясь от Солли. — Значит, ты такая же, как и твой отец!

— И я горжусь этим! — ярость высушила слёзы в глазах Солейн, и лишь мокрые опухшие щёки, да покрасневшие глаза теперь были свидетелями её плача. — Жаль, что ты не такой как он!

— Не такой узколобый, ты хотела сказать?

— Ты называешь узколобостью то, что он живёт не в выдуманном мире! Тебе далеко до моего отца, Увилл, и не смей говорить о нём в таком тоне!

— А ты не смей говорить в таком тоне обо мне! — прошипел юноша, бледный от злости. — И знаешь что? Если ты такого мнения обо мне — то стоит ли нам вообще думать о женитьбе?

— Я с каждой секундой всё больше убеждаюсь, что не стоит! — выпалила Солейн и яростно выскочив из комнаты, с силой захлопнула за собою дверь.

***

Увилл уехал из Танна в полном одиночестве. Давин дал ему его лошадь и даже некоторое количество денег, но запретил сопровождать опального сына даже его слуге, который уже много лет ухаживал за юношей. Вопреки первоначальному запалу, сейчас Увилл был оглушён и подавлен. Он оказался на пороге неизвестности и совершенно не понимал, что с этим можно сделать.

В первый день он уехал от города так далеко, как смог. Не зная, куда ему податься, он почему-то выбрал восточное направление, где было особенно безлюдно. Ему сейчас нужно было время, чтобы побыть в одиночестве и подумать. Так он отправился по Танийскому тракту к перевалу. Там, недалеко от Анурских гор, он нашёл небольшой трактирчик, которым пользовались купцы, ведущие торговлю с Пунтом.

Пунт формально можно было считать ещё одним громадным доменом бывшей Кидуанской империи, но он с самого начала пошёл по другому пути. Надёжно укрытый Анурским хребтом от кровавых событий Смутных дней, он в тишине и спокойствии стал выстраиваться как королевство. И теперь, спустя все эти бесчисленные годы, Пунт представлял собой совсем иной мир, нежели царил в Предгорье.

Сначала Увилл даже хотел перевалить через перевал и пожить какое-то время в этой чудесной стране, о которой он столько слышал, но никогда не видел своими глазами. Но потом он понял, что эта безлюдная пустынная степь с редкими рощами, эти мрачно-бурые горы на востоке и этот маленький трактир, в котором сейчас кроме Увилла было всего двое постояльцев, как нельзя лучше подходит его настроению. И он остался здесь.

Немного остыв, он был вынужден признаться самому себе, что Давин, пожалуй, был прав. Весь план Увилла строился на том, чтобы внедрить нескольких человек в охрану замка, затем небольшими, не привлекающими внимания группами пододвинуть к нему ударный отряд и в конце концов провернуть ту же штуку, что сделал он тогда в замке Барвира. Сейчас, когда нервное напряжение чуть схлынуло, он понял, каким дрянным был этот план. Увилл не только проиграл бы — он стал бы посмешищем для всех.

Однако же ему необходимо было найти решение. Что может сделать он, будучи один, без армии? Как ему не только победить Даффа, но и, по возможности, избежать проблем со Столом?..

Когда решение впервые возникло в его мозгу, Увилл ужаснулся. Но не отмёл его сразу же, как сделали бы более слабые люди. Он дал себе немного времени, а затем вновь вернулся к этой мысли, и на сей раз она уже не показалась столь ужасающей.

Ещё через пару дней Увилл начал уже обдумывать детали, поскольку план требовал огромной осторожности и необходимо было продумать мельчайшие детали уже сейчас, так как импровизация могла очень плохо кончиться. Конечно, во всей этой затее было одно уязвимое место, и, к сожалению, это было ключевое место всего плана. Но Увилл по-прежнему оставался собой, то есть человеком, верящим в собственную исключительность, а потому после пяти дней пребывания в трактире он, щедро расплатившись, вскочил на своего коня и помчал его к западу.

***

Спешившись неподалёку от Колиона, Увилл зачерпнул горсть дорожной пыли и размазал её по потному лицу. Ещё раньше, на одном из постоялых дворов он велел принести ему бритву и начисто сбрил бороду и усы, впервые в жизни коснувшись бритвой лица. Чуть поразмыслив, он также обкорнал и голову, оставив волосы, не достающие теперь даже до плеч.

Теперь он в достаточной степени был непохож на себя. Более того, он теперь не особенно походил и на дворянина. У него по-прежнему был добрый конь, в остальном же его не выдавало ничего — одевался Увилл обычно довольно скромно, а свой меч он оставил на постоялом дворе, прицепив к поясу лишь длинный кинжал.

Кроме бритвы он попросил ещё и бумагу с письменными принадлежностями. К счастью, у хозяина трактира нашёлся и сургуч, хотя довольно дрянной. Однако же выбирать не приходилось. Не было у Увилла и печатки, потому он обошёлся чернильницей. Вряд ли простой караульный придаст много значения тому, что письмо не запечатано личной печатью лорда домена Танна.

И вот преображённый Увилл прискакал к воротам замка Колиона. Они были открыты, но он не стал въезжать внутрь, а дождался, чтобы к нему подошёл стражник.

— Письмо для миледи Камиллы от лорда Давина Олтендейла, — вынимая из-за пазухи запечатанный пакет, проговорил он, стараясь имитировать простолюдный говор.

— Почему бы тебе лично не доставить его? — недовольно буркнул караульный. — Я вообще-то на посту, если ты не заметил!

— Я заметил, как ты выполз из караулки, — ответил Увилл. — У меня ещё одно спешное дело, но, так и быть, я сам отнесу письмо, но тогда уж я передам его твоему господину и расскажу о том, почему мне пришлось сделать это лично.

— Ладно, давай сюда, — злобно зыркнув на Увилла глазами, стражник выхватил письмо из его руки.

— Передай какой-нибудь горничной, она снесёт госпоже, — посоветовал Увилл, поворачивая коня от ворот.

— Не учи папашу детей стругать! — пренебрежительно фыркнул стражник.

— Смотри, если не доставишь письмо по назначению, с тебя три шкуры спустят! — пригрозил Увилл, пуская коня рысью.

***

Теперь оставалось надеяться,