на нее, и она покраснела еще больше.

— А кто такой этот Леруа? — прервал наконец затянувшееся молчание Иоганнес.

— Это француз. Русская императрица поручила переселение по своему указу некоторым людям, они называются вызывателями. Барон Боренгард, он из Брабанта, французы Леруа и Дебоф. Наш вызыватель — Леруа, и вот мы ждем, когда нам отведут земли на левом берегу Волги. На правом берегу все свободные земли уже распределены.

— И сколько еще нам ждать?

— Здесь есть контора Опекунства, там сидят русские чиновники и ничего не делают. Только говорят: «Вот вскроется Волга, приедет ваш вызыватель, и тогда…» — Вольфганг вздохнул. — Вот мы и ждем.

Ждать, ждать и снова ждать! Иоганнес вспомнил вдруг, тот шваб говорил, что русские долго запрягают… Как дальше, он забыл, кажется, едут быстро, но не туда, куда нужно.

Вольфганг стал приходить каждый день. Он показывал, как рыть землянки, учил, как делать костер и где добывать еду.

— Сегодня в Саратове ярмарка, — сказал он однажды, — это значит большой рынок. Приедет много людей и будет интересно. Если Анхен захочет, я могу проводить ее туда, — Анна умоляюще посмотрела на мать.

— Ладно, иди, только недолго. И хорошо причешись и надень новый платок на голову.

Ярмарка раскинулась по другую сторону холма на берегу Волги. На большой площади с вытоптанной высохшей грязью, перемешанной с навозом, стояли телеги с поднятыми оглоблями и привязанными к ним мохнатыми лошадками. Низкорослые степные люди с редкой растительностью на бронзовых монгольских лицах, узкоглазые, одетые в лисьи малахаи и кожаные сапоги, перекликались тонкими голосами. Русские люди были одеты в армяки и сплетенные из лыка башмаки. «Это русская обувь, называется лапти», — сказал Вольфганг.

В повозках лежат связанные по ногам бараны, ворохи шкур, воловьих, волчьих, лисьих. Огромные, в человеческий рост, осетры свесили хвосты с телег. Белугу привезла упряжка волов на двух связанных вместе телегах. Анна никогда не видела таких больших рыбин, и Вольфганг объясняет ей, что такая рыба живет в Волге, ее ловят, обкладывают льдом и везут в Санкт-Петербург и Москву. В кадках с водой плещутся выловленные в проруби стерляди и щуки. Покрыты рогожами телеги с мороженой, с зимы, рыбой. В больших деревянных, схваченных обручами ведрах — икра, черная, красная и золотисто-желтая. Анне весело и интересно, только она боится страшных зверей с горбами.

— Это верблюды, они смирные и не опасные, на них приехали из-за Волги степняки, кайсак-киргизы. Они живут в степи в юртах, сделанных из шкур, и кочуют с места на место.

Покрыты рогожами телеги с солью. Соль привезли из-за Волги, там ее добывают в соляных озерах. За рыбой и солью приехали купцы из Москвы. Купленный товар грузят на подводы, и медленный обоз, влекомый волами, много дней ползет через полстраны к столицам. Свежую красную рыбу везут на перекладных лошадях от станции к станции, днем и ночью. Товар нежный, может испортиться в пути. Степняки пригнали табун лошадей. Лошадки боязливо похрапывают, волнуются, переступают копытами. Их торгует кудлатый человек с большой серьгой в ухе. Кудлатый одет в желтую рубаху, подпоясанную кушаком, и безрукавку. Он без шапки, спутанные черные кудри рассыпаны по плечам. Странный человек совсем не боится лошадок, хватает их за морды, заглядывает в храпящие лошадиные рты.

— Ой! — Анна испуганно прижалась к Вольфгангу.

Прямо на них шел настоящий медведь, темно-бурый, огромный, его на цепи вел мужичок в колпаке и лаптях. Медведь шел угрюмо, переваливаясь на мохнатых лапах и не обращая внимания на расступающуюся толпу, на мальчишек, показывающих на него пальцами. Лошадки, почуяв медведя, забеспокоились, стали биться, вставать на дыбы, и ямщики замахали на поводыря руками: «Уходи подальше, не пужай коников!»

Праздный люд столпился вокруг райка. Над ситцевой занавеской кукольный Петрушка в красном колпаке лупит палкой толстого купчину в картузе. Публика веселится: «Так его, Петруха, так его, мироеда!» Сбитенщик с тележкой пробирается сквозь толпу: «Сбитень, сбитень, медовый, сладкий, покупай без оглядки!» Вольфганг покупает большую кружку сбитня и пряник. Пряник большой, в форме то ли козы, то ли собаки, пахнет медом. Они разламывают пряник и поочередно запивают его из одной кружки. Очень смешно, что от сбитня у Вольфганга вырастают усы и что ему от пряника досталась голова, а Анне — задняя часть. Как жаль, что нужно возвращаться. «Ну еще немножко погуляем!» Но Вольфганг пообещал Марте, что недолго.

Ночью Анна долго не может заснуть. Лошади, верблюды, поводырь с медведем, куклы проносятся перед ее глазами, а из-за них ласково смотрит и смотрит на Анну Вольфи…

5

Герка ехал в Ташкент. В нагрудном кармане у него — командировочное предписание. Рядовой Вернер направлялся в Ташкентский политехнический институт, время возвращения в часть — до 21–00. В июне пришел вызов на сессию, и вот он едет сдавать экзамены за третий курс. В коридорах института — шумная экзаменационная пора, студенты недоуменно оглядываются на него: что делает здесь стриженый солдат? Преподаватели недоверчиво рассматривают зачетную книжку. «Ну, садитесь, вот Вам вопросы», — и солдат, слегка заикаясь, отвечает. — «Вам тройки хватит или еще вопрос?» — «Д-давайте еще вопрос». Преподаватель заинтересованно оглядывает солдата. «Твердая четверка. Или еще попробуем?» — «Давайте попробуем». Шесть экзаменов, пять пятерок, одна четверка. Каждый день после экзамена Герка возвращается в Чирчик. Автобус, для солдата — бесплатный, идет от Алайского базара.

Волнуется, шумит, живет насыщенной жизнью Алайский базар, бьется сердце Ташкента. Из окрестных селений и дальних городов на арбах, запряженных неизменными ишаками, привезли сюда товары узбекские декхане. Справа, как войдешь в ворота, — овощные ряды. Рубиновыми пирамидами сложены помидоры из Андижана, на разрезе выставленного напоказ — плотная, отливающая сединой мякоть, почти как дома у мамы, но вдвое крупнее. Герка сглатывает слюну и идет дальше. Целая поляна пучков зелени, увязанных нитками, — укроп, петрушка, кинза, салатные листья, бледно и ярко зеленые, кудрявые, пестрые, коричневые, фиолетовые, и еще много разных, неведомых, остро пахнущих трав. Герка залюбовался капустным рядом. Капустные шары тоже сложены пирамидами, кочаны совсем белые и фиолетово-черные, а еще кучки капусты цветной, мелкие, как шарики пинг-понга, кочанчики брюссельской. Лук лежит в фанерных ящиках. Луковичные головки — золотистые, как кусочки солнца, сине-фиолетовые, зеленые. Отдельно — гора белого лука, его привезли из Таджикистана, он сладкий, как яблоко. Редька — черная, маргеланская зеленая, белая. Продавцы в тюбетейках, в халатах, подпоясанных цветными кушаками, молодые и ловкие, расхваливают свой товар, покупатели — ташкентские горожанки в ярких пестрых шелковых платьях и атласных шароварах — долго торгуются, прежде чем что-нибудь купить. Какой базар без торговли? Никакого уважения, никакого интереса!

Дальше раскинулся