И тут же Лето обратил внимание на некоторую стран­ность — ведьма Индранан не знала имени Нинн. Возможно, она с ним играла. Испытывала его терпение. Или притворя­лась старой забывчивой каргой. Впрочем, она могла и не знать имени Нинн. Могла не поинтересоваться или даже забыть.

А ведь ей предстояло работать с сознанием Нинн без ба­рьеров.

Лето еще в юности узнал, что мало кто говорит о блоки­ровании дара тех, кто им дорог. Еще меньше было тех, кто вдавался в подробности. Он мог судить лишь по двум слу­чаям: его собственном и Пэлл. С ним все прошло хорошо, взбесившийся дар удалось обуздать. Вторая попытка про­валилась, оставив после себя бездушную оболочку молодой женщины.

Церемонии были закрытыми не без причины — процесс заключался в соприкосновении двух разумов. И можно бы­ло воспользоваться уязвимостью тех, кто соскальзывал в тонкий мир из физического. И Лето тоже прошел через это. Что лишь добавило боли. Его телепат воспользовался шансом проявить не только ментальное, но и физическое превосходство. Тройные параллельные шрамы на лодыж­ках сохранились до сих пор. Не только шрамы — ему оста­лось кристально четкое, не меркнущее воспоминание о том, как он их получил.

Охранники сопроводили Лето с ведьмой обратно к арене, но бдительность их притупилась. Они, как и все люди, подчи­нялись другим циклам сна. После двенадцати часов дневная охрана сменялась ночной сменой. Разные виды шагали не в ногу.

После того как замки снова щелкнули, Лето и Улия вошли в Клетку. Он представил сгорбленную старуху Нинн, кото­рая все еще выглядела изорванной тряпкой. Кровь запеклась в рубцах на ее спине. Светлые волосы на затылке преврати­лись в розовые иголки. Каждое движение причиняло ей за­метную боль, это стало ясно, как только она оттолкнулась от проволоки ограды. Ледяные глаза сразу уставились на про­тез Улии.

— Гляди, молодежь, не стесняйся, — сказала старуха. — Я потеряла ногу в бою. Это не стыдно. Я все равно победила.

— Это... хорошо.

Осанка Нинн изменилась. Она стала скованной. Насто­роженной. Но расправила свои грациозные плечи, прику­сив от боли пухлую нижнюю губу. Он помнил вкус ее рта и знал эту позу. Она решила упрямиться. По крайней ме­ре, на этот раз упрямство было нацелено не на него. Он привык полагаться на ее выносливость. В отличие от док­тора Астера, его цель была не в том, чтобы заставить ее сломаться. Он лишь хотел, чтобы она стала полезной, силь­ной и работала с ним бок о бок.

Партнерство. Только так она будет принадлежать ему.

Лето мыслил пока исключительно с точки зрения прак­тичности: она нужна ему на арене. Другим эмоциям — тем­ным, жадным, лживым — было не место в сознании воина.

— Наш чемпион говорит, что тебя заблокировали, — Улия поцокала языком. — Это неправильно. Короли Дракона за­служивают полной силы своего дара.

Нинн оставалась настороженной.

— Но разве не Индранан изначально меня блокировал?

Улия поморщилась. Лето до сих пор поражался тому, как легко даются ей выражения эмоций. Старуха была слишком оживленной, чтобы ей можно было доверять.

— Наверное, работал Северянин. Кто знает, во что там ве­рят эти маньяки? Наверное, считают, что мы, Короли Драко­на, недостойны своего высокого положения. Но мы в это ве­рим. Без наших сил мы ничем не лучше людей.

Сжатые челюсти Нинн говорили сами за себя. Ее оскор­били слова старухи.

Улия взобралась по лестнице и неуклюже зашагала по вы­мощенному матами полу тренировочной Клетки. Она натя­нула на плечи шаль, закутавшись поплотнее и расправив бах­рому на своих тощих жилистых бедрах.

— Мы найдем способ возместить причиненный ущерб. Иди ко мне.

Лето поразился тому, как быстро повиновалась Нинн, несмотря на сильную хромоту. Она сжала губы. Стисну­тые у бедер кулаки дрожали от напряжения. Глубокая складка рассекла кожу между ее бледных угловатых бро­вей. Казалось, она вернула чувство собственного предна­значения.

Ему не хотелось приписывать это благотворному влиянию порки, которую она пережила. Думать о том, что ему не сто­ило протестовать, драться. Возможно, доктор был прав, при­бегая к таким экстремальным мерам. Астер подтолкнул ее на грань отчаянья. После которой она стала совершенно другой женщиной.

Лето удивился внезапной дрожи. Если ему не стоило про­тестовать и драться за нее, то почему же вид ее страданий жег его хуже металла кандалов на запястьях и напалма, пы­лающего под кожей?

Это не имело значения.

Имело значение только то, что Нинн сидела сейчас, скре­стив ноги, перед старухой Улией. Его неофитка вела себя раз­умнее, чем он сам. Пришло время исправить это.

Он вошел в Клетку и прислонился к страховочной сетке. Что ж, по крайней мере, Улия будет исполнять свою задачу осторожнее, чем тот, кто в свое время помогал Лето. Он ска­зал себе, что волноваться не о чем, главное, чтобы Нинн прошла этот процесс, сохранив как можно больше внутрен­них ресурсов.

Но затем он встретился с Нинн взглядом.

Она храбрилась изо всех сил, он и не подозревал в ней та­кого мужества. Между ними пульсировал свет, но Лето ви­дел ее, несмотря на тени. Видел ее. Невозможное становилось возможным. В тот миг для него стерлась разница между дву­мя понятиями.

Улия тихо захихикала.

— Так далеко сбежал, чемпион. Свет между вами — сви­детельство, что ты должен быть с этой женщиной.

Общий свет? О нем ходили лишь слухи. Это была лишь старая, очень старая сказка. Что некоторые Короли Дракона обладали возможностью создавать общие силы — отдельно от личных даров. Миф относился к неизвестной ему жизни вне комплекса. Лето мог либо верить в судьбу, либо доверять собственным чувствам. Сейчас требовалось то и другое. Не лучший его навык.

Он очень медленно втянул в себя воздух и отвернулся. Зо­лотое сияние померкло. Тренировочная арена без этого све­та вдруг показалась темной.

Старуха жестом велела ему подойти и сесть рядом с ними на пол.

— Давай. Ты тоже часть всего этого.

— Но церемония приватна.

— Она будет твоим партнером, в смысле большем, чем ты способен представить. Доверие зарождается сейчас.

И вновь слово партнер откликнулось в паху сильней до­зволенного. Да, Нинн станет его партнером в Клетках. Ему приказали. Но Улия имела в виду куда более глубокое значе­ние. Ее глаза, затянутые пленкой цвета тусклой меди, не вы­ражали злобы. Побочный продукт ее слепоты? Или истин­ная правда?

Он заставил себя прекратить догадки.

Нинн оставалась неподвижной, сосредоточенной, но яв­но была неспокойна. На ее шее четко выделялись жилы. Его взгляд приковывал сияющий шелк волос, их мягкость. То, как они обрамляли ее золотые черты. Вернулось воспомина­ние об их роскошной длине — им же и уничтоженной. Ее во­лосы были тем единственным, что не обладало практической ценностью и при этом вызывало его восхищение.