Она дотянулась до крюка, до шанса причинить кому-то боль. Не только себе.

Кандалы и ошейник остались, но от столба удалось осво­бодиться. Она упала на пол. Ноги не держали, но ей удалось подняться в низкую защитную стойку. Обеими изорванны­ми руками вцепившись в цепь.

— Нинн.

Волнение от низкого, приглушенного голоса Лето пора­зило ее куда меньше, чем облегчение, которое она испытала.

— Где ты? — ахнула она.

Свет замерцал в дальней стороне арены. Между ними бы­ла Клетка. Постепенно ее глаза привыкли к слабому освеще­нию. Что ж, по крайней мере, она не ослепла, ее не изуродо­вали до конца. Слабое утешение, но других у нее просто не было. Остатки слабости были раздавлены в ней.

Лето неторопливо шагал к ней. С той же размеренностью и уверенностью, что кричали о его отношении к миру, непо­мерном эго и количестве побед. Но что-то изменилось. Она оставалась все в той же стойке и наблюдала. Он берег левую ногу — не хромал, но перемена была заметна. И в плечах то­же. Они были напряжены и приподняты к ошейнику, он слег­ка горбился, словно защищаясь.

Она ждала. Действительно пораженная. Она помнила...

Он прыгнул тогда на Хелликса или, возможно, целился в самого доктора. Она не знала его цели и, несмотря на всю его храбрость и стратегии битвы, сомневалась, что он сам ее осознавал. В нем кипела чистая ярость. Воспоминания о его драке возникли перед глазами во всех гротескных деталях. В Клетке он был непобедим. Эта уверенность позволяла ему напасть на любого противника, заранее зная итог.

Он действовал быстро, жестоко, чисто инстинктивно. Ра­ди нее. И это его подвело. Ярость дала ему силы стряхнуть охранников, но он превратился в животное. Он не помнил ни о стратегии боя, ни о естественных преимуществах Коро­ля Дракона перед людьми — вооруженными людьми.

А что было потом, когда ее сознание упорхнуло, как во­рон, которого спугнули? Он продолжал драться? И этим объ­яснялась его походка и напряженные плечи?

Она не знала, как к этому относиться. Все было слишком ново и неожиданно.

Он унижал ее перед Килгором. Он притащил ее на арену. Он отдал ее мучителям, смотрел, как ее, упавшую, изби­вают. Но он же советовал ей поберечь силы, и он попытался ее освободить.

Который из этих двух разных воинов сейчас подходил к ней?

Нинн перехватила цепь. Слабины хватало.

Но очередной резкий вдох закончился головокружением и темнотой.

Она рухнула лицом на бетонный пол. Подбородок разбил­ся в кровь. Яростный вопль рванулся из легких. Похоже, она так и останется здесь лежать. Опустошенная. Побежденная. Злая, как черт, но неспособная уже ни на что.

Вот только Лето опустился на корточки рядом с ней. Дотро­нулся до ее плеча. Она вздрогнула и попыталась отползти.

— Так ты ничего не добьешься, — тихо сказал он.

— Я хочу тебя ударить.

На его заострившемся лице промелькнули непонятные ей эмоции. Разочарование? Она не хотела его разочаровывать. Только не после того, что он сделал. Он пожертвовал своей репутацией, он испытал боль, он продолжил драться.

И снова два этих слова: ради нее.

— Мне знакомо это ощущение, — сказал он, мрачно при­кусывая нижнюю губу. От этого его шрам стал еще отчетли­вее. — Но твои навыки заслуживают оружия лучшего, чем эти простые цепи.

От ее попыток пошевелиться было больше шума, чем тол­ка. Разум. Кости. И мускулы. Все ее тело было оркестром без дирижера. Диссонанс боли взвивался в ответ на каждое уси­лие. Так что сесть удалось только когда он захотел ее уса­дить — все подчинялось его воле.

Так она оказалась прижата к его груди. Лето сидел, скре­стив ноги, и прижимал ее к себе. Она вздрогнула, зашипела, но даже ей было ясно, когда прекратился ее протест: когда он поцеловал ее в макушку и спрятал ее под своим подбородком.

Сильные руки обнимали ее. Сильные ноги поддерживали ее тело. Всем ее дрожащим и дергающимся мышцам уже не нуж­но было бороться. Она обмякла.

И заплакала.

Она была слишком измучена, чтобы заплакать так силь­но, как требовала ее боль. Однако нежность Лето... когда она уже решила, что в ней не осталось ни капли мягкости...

— Я здесь, храбрая девочка.

Она возмущенно втянула в себя воздух.

— Ты здесь? Сейчас? — Толчок. Поворот. Она пыталась сбежать от опасности, которую он представлял. Четыре сло­ва — а ей уже захотелось растаять в его руках навсегда. — А где ты был, когда доктор Астер собирался меня избивать? Ты притащил меня сюда и отдал им. Хелликс пытался сло­мать мне спину и снимал по полоске плоти за удар. Ты драл­ся, да, но было уже слишком поздно.

Удерживать ее на месте было сейчас не труднее, чем злого котенка. Лето обнимал ее, прижимал к себе и не отпускал. Несмотря на протесты. На оскорбления. Он не собирался освобождать ее из обьятий.

Света было мало, но Нинн смогла рассмотреть его правое запястье. Идеальную золотую кожу рассекали алые рубцы — «браслеты» работы не ювелира, а садиста. Ей хватило сил на­щупать его левое запястье, там, где его большая ладонь на­крывала ее предплечье. Еще один жуткий рубец.

С изумлением, борясь с тошнотой, она погладила пальцами красный рубец. Каждое движение получалось спазматиче­ским, как у наркомана на третий день ломки. Это было неваж­но. Чувствительная кожа на вспухших рубцах доказывала, что она не видела окончания его пыток.

Было бы безопаснее записать его в негодяи, но думать о Лето как о злодее она не могла.

— Сейчас я здесь, — низким и хриплым голосом отозвал­ся он. — Раньше они меня не пускали.

— Что еще они с тобой сделали?

— Нинн, этого уже не изменишь.

Она закашлялась чем-то безумным и жутким — заменой смеха.

— Мы снова будем спорить? Просто скажи мне. Хотя бы на разговор я не буду тратить силы. Они нужны мне, хотя бы для того, чтобы не впасть в кому.

— Они... связали меня.

Отстранившись, чтобы рассмотреть его профиль, она жда­ла продолжения. Дракон подери, с тем же успехом можно бы­ло допрашивать Клетку. Но у нее не осталось сил даже злиться. Лето продолжал гладить ее волосы. Мягко, почти инстинктив­но, избегая самых болезненных мест. В этом странном и жут­ком месте Лето из клана Гарнис становился для нее не просто союзником, кем-то большим.

И она этого хотела. Хотела быть в ком-то уверена. Хоте­ла, чтобы он верил в нее.

Несмотря на дрожь и протесты тела, она цеплялась за Лето и подползала ближе, пока не прижалась губами к его скуле. Покалывание щетины было бледной тенью ощуще­ния. Он всегда был тщательно выбрит во время их встреч. Сколько же времени они провели в сознании под этими пытками?

— Пожалуйста, — прошептала она ему в щеку. — Я боль­ше не хочу быть одна.