своих страстей, людей, разных обстоятельств, от демонов, чтобы познать свое падение, свои недостатки, бессилие, увидеть на опыте помощь и милосердие Божие, научиться смирению и терпению недостатков других людей, приобрести из опыта доверие к Богу, научиться предаваться всецело воле Божией, отказаться от себя, то есть от своей воли, чтобы стать чистым бриллиантом, отражающим Солнце Правды Господа без искажений» (Как жить сегодня, 2011, 41).

Мечты о чистоте уживаются в это время с обманом. Так, он извещает своего опекуна П. А. Карепина о том, что подал в отставку и объясняет причину: «В половине августа я подал в отставку, в силу того что долгов у меня бездна, а командировка не терпит уплаты их и что ославленный офицер начнет весьма дурно свою карьеру» (28₁; 95). В письме же к брату Михаилу Достоевский указывает на истинную причину отставки: «Подал я в отставку, оттого что подал, то есть, клянусь тебе, не мог служить более. Жизни не рад, как отнимают лучшее время даром. Дело в том, что я, наконец, никогда не хотел служить долго, следовательно, зачем терять хорошие годы? А наконец, главное: меня хотели командировать – ну, скажи, пожалуйста, что бы я стал делать без Петербурга. Куда бы я годился?» (28₁; 100)

В письмах этого времени учащается упоминание нечистой силы – «чертыхается». Напротив, о смирении говорит с ненавистью: «Но боже, как много отвратительных подло-ограниченных седобородых мудрецов, знатоков, фарисеев жизни, гордящихся опытностию, то есть своею безличностию (ибо все в одну мерку стачаны, негодных, которые вечно проповедуют довольство судьбой, веру во что-то, ограничение в жизни и довольство своим местом, не вникнув в сущность слов этих, – довольство, похожее на монастырское истязание и ограничение, и с неистощимо мелкой злостью осуждающих сильную, горячую душу не выносящего их пошлого, дневного расписания и календаря жизненного. Подлецы они с их водевильным земным счастьем. Подлецы они! Встречаются иногда и бесят мучительно» (28₁; 138). Слово бесится входит в его словесный обиход.

Действия страстей рождаются от своеволия, причина которого, в свою очередь, неверие; неверие же происходит от желания славы человеческой. Приведем слова св. Варсанофия, которые, на наш взгляд, точно передают внутреннее состояние писателя этого времени: «Если человек не отсечет своей воли, то не может приобрести болезни сердечной. Не позволяет же отсечь волю свою – неверие, а неверие происходит оттого, что желаем славы человеческой» (Варсанофий Великий, 2011, 248).

Так как образы рождаются в голове, то начинающий писатель считает жизнь сознания высшею областью, в которой пребывает дух человека: «Та голова, которая создавала, жила высшею жизнию искусства, которая сознала и свыклась с возвышенными потребностями духа, та голова уже срезана с плеч моих. Осталась память и образы, созданные и еще не воплощенные мной. Они изъязвят меня, правда! Но во мне осталось сердце и та же плоть и кровь, которая также может и любить, и страдать, и желать, и помнить, а это все-таки жизнь» (28; 162).

Он знакомится с Петрашевским, погружается в проекты социалистического утопизма, пытается жить в коммуне.

Каков идеал петрашевцев? Вот о чем они говорили на собраниях: «…чтобы найти такое устройство общества, где все были бы богаты, счастливы и довольны, где бы самая жизнь наша, каждый день, час и минуты ее были бы благодарственным гимном Создателю…» [Мочульский, 1947, 97] То есть, рай на земле. У Достоевского тогда Евангелие и рай на земле каким-то образом сходятся – он так понимает Евангелие.

Если в Евангелии сказано, что Царство Небесное в сердце человека, то здесь – вне человека. Соответственно, надо не себя менять, не бороться со страстями, а изменить мир.

Об этом и пишет первое свое произведение, после которого стал знаменитым, – «Бедные люди». История любви Девушкина к Вареньке выросла в картину общественного зла и социальной несправедливости.

По утверждению В. Н. Захарова «Бедные люди» до сих пор не поняты. Справедливость этих строк подтверждается появлением в последнее время новых концепций романа. Среди прочих выделяются работы и идеи А. Е. Кунильского, К. А. Степаняна, В. Н. Захарова, Т. А Касаткиной [Кунильский, 2006, 71–100; Степанян, 2009, 92–108; Захаров, 2013, 63–87; Касаткина, 2004, 141–151].

Степанян полагает, что в 40-е годы Достоевский находился под влиянием идеалистической философии, что и нашло отражение в художественном строе произведения. В частности, ученый, опираясь на высказывания Достоевского в письмах 1838 года, говорит о платоновской философии в изводе гностицизма, согласно которому люди являются эманациями небесных сил, отягченных земной плотью. Противоречие земного и небесного задает «неизбежный антагонизм, раздвоенность человека». Это противоречие, наложенное на полемику с современными писателю социалистическими идеями, отражается в романе [Степанян, 2009, 93].

Кунильский считает, что для адекватного прочтения романа необходимо учитывать христианский и романтический контексты [Кунильский, 2006, 72]. В произведении, по мысли исследователя, значимо противопоставление грусти, уныния – радости и веселию. И если чувства радости и веселия связаны с христианской культурой, то уныние и грусть с романтизмом. В итоге следует вывод: «… уже в первом произведении Достоевского налицо <…> борьба византийского Пролога (т. е. христианства) и романтизма» [Кунильский, 2006, 96]. Далее ученый замечает, что опору против романтического пессимизма Достоевский находил в традиции сентиментализма, в котором присутствуют веселость и «положительное отношение к жизни» [Кунильский, 2006, 98–99].

В. Н. Захаров утверждает, что ко времени написания «Бедных людей» Достоевский был уже христианином, что и нашло свое отражение в произведении [Захаров, 2013, 79]. В романе, по мнению ученого, отображена динамика духовного развития Макара Девушкина. В образе героя выражена идея духовного воскрешения: «Макар Девушкин был первым откровением великой идеи Достоевского – идеи «восстановления» человека, духовного воскрешения забитых и бедных людей, униженных и оскорбленных [Захаров, 2013, 87].

Т. А. Касаткина обращает внимание на то, что в ранних произведениях Достоевского традиционный жанр любовного романа наполнен иным для этого жанра содержанием: «… молодой Достоевский, до всякого опыта и до «перерождения убеждений», начинает свою литературную карьеру с того, что ставит в центр своих произведений «другую» любовь» [Касаткина, 2003, 682]. Эта «иная» любовь, с ее точки зрения, имеет христианские корни [Касаткина, 2003, 688].

Работы названных ученых объединяет интерес к христианскому контексту романа. Кунильский находит многочисленные реминисценции из Св. Писания в речи Макара Девушкина [Кунильский, 2006, 91]. Исследователь отмечает, что образ Макара наделен такими христианскими добродетелями и чувствами как смирение, кротость, милостивость, способность к раскаянию и благодарению, способность к радости [Кунильский, 2006, 91–95]. Насыщенность романа христианской лексикой отмечает Захаров [Захаров, 2013, 80–85]. Характерно, что Степанян, который осторожно высказывается в отношении христианства раннего Достоевского, тем не менее, делает на наш взгляд, глубокое наблюдение о христианском понимании зла в произведении: «Я бы расценил это как