– Нет, не впустую. Они знали, на какой риск идут и за кого сражаются. За таких же ни в чем не повинных людей, как твои родители. Они – герои, и, думаю, где-то там… – Давид показал пальцем вверх, – в другом мире, в том, что получше нашего, им это зачтется. Что же касается плана, то риск провала в подобных операциях всегда велик, сколько ни планируй.

– Ладно, пусть так, но почему они нас там же не прикончили? Сюда притащили, меня вон подлатали. На кой мы им сдались-то?

– Не знаю. Может, поизмываться над нами пожелали, да так, чтобы мы их о быстрой и безболезненной смерти умоляли. Или сведения какие-нибудь выбить надеются.

– Или сделают с нами то же самое, что и с похищенными людьми. Зачем зря пропадать ресурсу?

– Вполне возможно.

– Да уж, перспективы у нас – не нарадуешься.

Без малейшего шума овальная дверь подалась назад и отъехала в сторону, скрывшись за стеной наполовину.

– Крепись, Никита. Похоже, началось.

В камеру проник щуплый плешивый очкарик в белом комбинезоне. Судя по презрительному взгляду и кривящемуся рту, его отношение к нам было, мягко сказать, скверное. В правой руке он держал тщательно сложенную одежду, а в левой две пары черных ботинок. Швырнув ботинки под нары, а одежду в меня, взглянул на наручные часы и надменным тоном заявил:

– Значит так, господа, на переодевание я вам отвожу ровно четыре минуты и ни секундой больше. После чего вас сопроводят в уборную, дабы умыться и опорожниться. И это еще восемь минут…

– Слышь, ты, муфлон. Мне и минуты хватит, чтобы затолкать тебе в глотку один из этих ботинков, – с трудом выдавил я и скинул шмотье, состоящее из двух коричневых комбинезонов, на пол.

Давид резко встал, быстро их поднял и, положив мне на колени один из них, произнес:

– Зря ты, братка, только хуже будет.

– Да брось, я перед мразью лебезить не стану.

Очкарик щелкнул пальцами, и в камеру ворвались двое верзил в черном обмундировании. Тот, что поменьше, здорово припечатал мне под дых прикладом автомата, а второй – Давиду в грудь. Схватившись за солнечное сплетение, я согнулся и, задыхаясь, рухнул на пол. А Давид, сделав пару шагов назад и прокряхтев, устоял.

– Надеюсь, второй раз объяснять не придется? – Очкарик ухмыльнулся и, коверкая голос, добавил: – Брат-тка.

– Куда уж понятней, – более-менее нормализовав дыхание, пробурчал я.

– Превосходно! Какие послушные мальчики попались!

– А может, они – девочки? – засмеялся верзила, который покрупнее.

– Так и есть! – хохотнул второй.

– Сейчас узнаем наверняка, – заявил очкарик.

В комбинезоне отсутствовали карманы, зато имелись две серебристые застежки-молнии: одна проходила от горла до пупка, вторая – от пупка до поясницы. Изготовленные из необычного металла звенья при застегивании будто сплавлялись друг с другом, превращаясь в цельную полоску с висящим ромбовидным брелоком на шариковом бегунке.

Давид бросился мне помогать, но не успел я и ногу в штанину засунуть, как очкарик снова загорланил:

– Э, нет, так не пойдет! Трусишки долой! Да-да, вы меня правильно поняли! Долой! И еще, детки, поторопитесь, а то папочке придется вас наказать!

Верзилы разразились хохотом.

Как выяснилось, в здешних стенах на нижнее белье наложено табу, дабы облегчить доступ к отвечающим за опорожнение местам. Расстегнул молнию, и все – ты готов к процессу, а при наличии трусов он бы сильно затруднился. Но я думал иначе, стараясь до последнего отстоять свои семейки итальянского покроя. Хотя, наверное, лукавлю – не до последнего. Одного мощного удара прикладом в левое бедро хватило сполна, чтобы я незамедлительно от них избавился.

Футболки тоже экспроприировали, а вот зачем – уже не объясняли. Я помалкивал и очень удивился, когда Давид вдруг рискнул раскрыть рот. Выдвинув предположение: «Боитесь, что мы их вместо трусов будем использовать?» – он тут же получил два удара ногой. В этот раз не устоял, упав на четвереньки, но жалобных стонов верзила не дождался.

Хорошо хоть, носки оставили, благодетели.

Ткань, из которой шили комбинезоны, была не менее необычной, чем застежки-молнии. Во всяком случае, ни в одном из магазинов, от самого простенького до непристойно дорогущего и экстравагантного, мне ничего подобного не попадалось. Она представляла собой совокупность всевозможных свойств и характеристик, присущих разным видам тканей. С изнаночной стороны казалась мягкой, хлипкой, шероховатой, а с лицевой – плотной, прочной, гладкой, плащевой, но не лишенной крохотного ворса и поблескивающей, будто подвергалась лакировке.

Давид помог мне одеться, а потом быстро оделся сам.

Комбинезон не вызывал ни малейшего дискомфорта и был настолько легок, что я почти его не ощущал. Словно шелковую пижаму надел, а не робу лагерную.

Ботинки мне тоже показались весьма удобными. По их бокам проходили аналогичные застежки-молнии, но, по мне, так ни к чему. Материал ботинок являлся в меру мягким и тягучим, что позволяло легко впихнуть в них ноги, причем без помощи рук.

В отведенное время мы вложились с запасом и, покинув уборную, находящуюся рядом с нашей камерой, последовали за очкариком по длиннющему коридору. Его стены состояли все из тех же фиолетовых плит и серебристо-белого каркаса, а потолок, как и пол, оказался бордового цвета, но древовидный светильник занимал только треть его площади. Стена с правой стороны не имела никаких входов, выходов, дверей и окон, а вот с левой была ими фактически усеяна. Сзади нас конвоировали уже двое других шкафообразных охранников, видимо недавно плотно пообедавшие. Тяжело дыша, они то и дело пускали отрыжки и шепотом проклинали свою неконтролируемую прожорливость. Зато ребятки не торопились. Что для меня было очень кстати, ведь с моим все еще изнывающим от боли телом и прихрамывающей походкой особо не побегаешь.

– Эй, ты только погляди. – Оторвав мое внимание от стены слева, Давид приковал его к тому, что находилось справа. – Уму непостижимо.

– Да ладно… – Я даже рот приоткрыл от изумления.

Стена обрывалась закруглением, и вместо нее тянулись перила, сделанные из труб. Три параллельные трубы крепились между собой и полом тонкими штырями, размещенными в шахматном порядке. Цвет конструкции был идентичен «каркасному», да и состав металла, наверное, тоже. Черкануть бы ножичком по ней, чтобы сплав проявил свое внеземное происхождение. Но не перила нас настолько удивили, а то, что располагалось за ними.

– Есть еще какие-нибудь вопросы или сомнения насчет того, где мы находимся?

– Пожалуй, нет.

Да какие тут могут быть сомнения? Мы были под землей. Внутри той самой злополучной пропасти. Пропади она пропадом! Наряду с лютой ненавистью и отчасти страхом, она вызвала у меня перехватывающий дыхание восторг. Ведь передо мной раскрывался целый городок. Пусть миниатюрный, пусть под землей, но городок. Гори он синим пламенем!