Кое-как миновав несколько коридоров, два лифта и лестницу, мы, наконец, оказались там, куда нас так настойчиво пытались препроводить. Целый день пытались.

Или два. В здешних катакомбах время будто замерло, а день смешался с ночью. На мои вопросы о том, который час, новый очкарик отмолчался.

В воздухе витал запах жареного мяса и каких-то пряностей. Мой пустой желудок отреагировал урчанием, но, кроме пары порций самопроизвольно выделившейся слюны, мне его больше порадовать было нечем.

– На колени, сучье отродье! – скомандовал один из конвоиров.

– Это ты нам, что ли? – пробухтел я и тут же получил удар прикладом между лопаток.

– Нет, вашим сучьим мамашам!

Упав на четвереньки, я закряхтел от боли. С Давидом, похоже, проделали то же самое, но, задев локтем мое плечо и упав рядом, он не издал ни единого стона. Опять строит из себя героя? Посмотрел бы я, насколько хватило его терпения, будь он посечен осколками гранаты. Я перестал кряхтеть и с трудом встал на колени.

– Стяните мешки с этих безмозглых голов! – раздался голос того, кого меньше всего хотелось здесь увидеть и услышать, тем более при нынешних обстоятельствах. Да, это был он – Шакалов! – Хочу заглянуть в их бесстыжие глаза!

Конвоиры исполнили приказ.

Я поморгал и, привыкнув к свету, оглядел комнату и всех присутствующих.

Определенно, эти апартаменты являлись личным кабинетом Шакалова. От инопланетного тут было немало: стены, потолок, пол, двери и подсветка, но все остальное оформлено в соответствии с его предпочтениями. Кожаная мягкая мебель, состоящая из двух громоздких диванов, трех кресел и шести пуфов. Антикварный письменный стол и стул, сделанные из красного дерева. Шкаф с раздвижными зеркальными дверями, занимающий большую часть стены справа; сервант, заполненный различными сервизами, статуэтками и прочими безделушками; книжный стеллаж, ломящийся от книг. На стене висел телевизор и две пейзажные картины, а возле стола стояла статуя обнаженной женщины. Ее-то он зачем велел сюда притащить? Чтобы пустить пыль в глаза долговязовские?..

Комнатка-то была недурна, но вот компашка в ней – оторви да выбрось! В креслах, над которыми висела одна из картин, располагались Танк и Димон. Бросая на нас косые взгляды, они о чем-то шептались. На диване, стоявшем посреди комнаты и обращенном к телевизору, развалился Хомяк, уплетающий арахис из пакетика. А Шакалов, сидя за столом, умело орудовал ножом и вилкой, нарезая бифштекс маленькими кусочками.

– О, Алексей Вениаминович, какая встреча, – заговорил Давид шутливым тоном. – Представляю, в каких вы сейчас расстроенных чувствах из-за того, что я не оправдал ваших надежд…

– Нет, не представляешь, щенок!

Злобно посмотрев на нас, он перевел взгляд на очкарика и указал ему вилкой на дверь. Очкарик тихонько свистнул конвоирам, и все они быстро покинули комнату. Не выпуская из рук столовые приборы, Шакалов резко встал и направился к нам.

– Да, жизнь она такая – штука коварная. И никогда не знаешь, что может выкинуть в следующий момент… – Он еще хотел что-то сказать, но Шакалов пресек его речь, ударив ногой в грудь.

Опрокинувшись на спину, Давид перевернулся на бок и получил еще четыре удара. В живот, грудь, по кистям и в колено.

– Что ты там мычишь, а, предатель?! Больно тебе, да?! Больно, крыса поганая?! А мне, думаешь, не больно было узнать, кем ты являешься на самом деле?! Скотиной неблагодарной – вот кем!

– А знаете, Алексей Вениаминович, плевать я хотел на ваши расстроенные чувства.

– Еще и огрызается, гаденыш! – Шакалов стукнул его по лбу рукоятью ножа и провел вилкой по щеке, оставив царапины. – Как ты мог?! Ты же мне как сын был!

– Убьешь нас теперь? – спросил я.

– Вас? Деток моих названых? Ни в коем случае. Вы достойны наказания посерьезней. К тому же ты настолько жалок, Никитка, что я даже трогать тебя сейчас не буду. Да, и еще… У меня есть для тебя сюрприз, который еще больше подорвет твой дух. Но об этом позже.

– Жалей себя, меня не надо. Моя совесть чиста, в отличие…

– Да чтоб ты подавился своими проповедями! Забил себе голову всякой чушью и теперь расплачиваешься за это!

– Лучше уж за это, чем за то, что в твоей голове.

Покрутив пальцем у виска и рассмеявшись, Шакалов вернулся к столу. Он положил на поднос нож, взял тарелку с бифштексом и, снова подойдя к нам, присел на корточки.

– Вот скажите мне, сынки, чего вам не хватало? Я же о вас как родной отец заботился. Деньги давал немалые, властью какой-никакой наделил и даже своими помощниками сделал. И это ведь было только начало. Со мной у вас открывались такие перспективы, такие возможности, что земные дети Зевса позавидовали бы. Понимаете, кем вы могли стать? Полубогами.

– Ух ты! А ты, судя по всему, богом?

– Вторым после него.

– Понял, Давид, какой куш мы упустили?

– Ага, просто жуть, – ответил он.

– Так чего ж вам не хватало, коллабор… коллаборц… коллаборационисты, мать вашу?!

Аппетитные кусочки мяса с овощным гарниром и соусом превращали меня в безвольное животное. Они манили. Они будто шептали мне: «Убей Шакалова, а потом набросься на нас и съешь. Съешь. Съешь…» И я бы убил, будь у меня такая возможность!

– Очень уж философскую тему ты затронул, Вениаминович, но мы ее с тобой уже обсуждали. Помнишь, в доме Стаховых? – Мой голос получился каким-то обреченным и подавленным, хотя я старался говорить как можно бодрее.

– Еще бы мне не помнить! Твои рассуждения были настолько тупы, что забыть их не так уж и просто!

– Так вот, не понял ты тогда, не поймешь и сейчас. Смысл распинаться?

– Ну да, куда уж мне. Это ж все, поди, с квантовой физикой связано. – Вставая, он взглянул на Танка и ухмыльнулся. Тот ухмыльнулся в ответ. – Нечего тут понимать! Абсолютно нечего! Прославиться вам захотелось, инфантилы, вот и вся физика! Прослыть этакими Робин Гудами, защитниками оборванцев!

– А я и говорю: какой смысл?

– Для начала дослушай, молокосос! Авось потом прозреешь!

– С удовольствием, дядя Леша. Жги.

– Вас как лохов развели!

– Так я и не отрицаю.

– Это уже радует, но никак тебя не спасает. Раньше думать надо было, когда тебе мозги промывали всякими бредовыми и наивными идеями. Типа «Наши иллюзорные идеалы святы!», «Мы служим народу, а не нищенскому сброду!», «Защитим нацию бомжей!», «Спасем проклятущее человечество!». Что, прав я, да? Такую галиматью они вам втюхивали? Конечно такую! Я же всю эту кухню изнутри знаю, да и самому мне приходится время от времени к ней прибегать.

– М-да, маразм крепчает, а может, и паранойя тоже. Стареешь, дядя Леша, стареешь.

– Зато ты и до тридцатника не дотянешь! – Вновь присев на корточки, Шакалов пристально посмотрел мне в глаза и, кривя рот, процедил сквозь зубы: – Уже не так смешно?