– Хорош ворон считать, овощи пустоголовые! – заверещал очкарик, когда я наступил ему на задник туфли. – Вы что, на экскурсии, юродивые?! Смотрите под ноги, а то я вам их повыдергиваю!

Подземное пространство оказалось настолько обширным, что почти вдвое превышало территорию поселка. По его периметру размещалось многоэтажное здание, количество этажей которого так с ходу и не сосчитаешь. Мы пребывали на одном из тех, что чуть выше средних.

Имея высоту не более пяти-шести метров, этажи особо не отличались друг от друга, причем как по планировке, так и по дизайну. В этих уникальных стенах я увидел окна, хотя, может, они были и в наземных домах, просто мы не знали, где те находились и как их открывать. А открывались они, вероятно, по тому же принципу, что и двери. Правда, «ставней» этих что-то было не видать, зато стекла в окнах – куда толще, чем в наших квартирах.

На этажах вовсю бурлила жизнь. Люди в комбинезонах куда-то спешили, что-то переносили, перекатывали и старались это делать как можно тише, чуть ли не на цыпочках и вполголоса. Комбинезонов коричневого цвета я там не увидел, зато любого другого – сколько угодно. Видимо, такое разнообразие было введено для различия категорий, в которые по тем или иным качествам и умениям распределялись люди. Интересно, чем руководствовались управляющие этого «муравейника», выдав нам униформу именно коричневого цвета? В какую такую категорию они нас определили?

– Очень скверные ассоциации возникают… – задумчиво промямлил я.

– Что? – спросил Давид.

– Ничего… хорошего.

Остальное дно подземелья по большей части занимали постройки, похожие на поселковые, только немного крупнее.

Очкарик остановился напротив овального дисплея, встроенного в стену и светящегося тусклым зеленым светом. Ему снова не повезло. В этот раз на него налетел Давид. Да так, что тот едва удержался на ногах.

– Как же вы меня уже достали! – завизжал очкарик. – Обоих пущу на удобрение!

Едва сдерживая ухмылку, Давид мне подмигнул, а очкарик заметил, и это его еще больше разозлило. Он нервно поправил очки и, издавая хрипящие звуки, набрал полный рот слюны.

– Посмей только, – уверенно бросил Давид, глядя очкарику в глаза.

И тот посмел, не мешкая. Обильный плевок пришелся Давиду в правый глаз, немного на щеку, нос и даже губы. Меня аж передернуло от отвращения. Представляю, что творилось с Давидом. Быстро вытершись рукавом, он жалобно взглянул на меня, а потом злобно на очкарика. Я уже видел этот взгляд и знал, что он сулил. Назревала серьезная стычка.

Давид не был злым человеком. Он подавал милостыню, посещал храм божий и даже пел в церковном хоре в далекой юности. Я всегда поражался его умению находить компромиссы там, где их, казалось, найти невозможно, и прощать тех, кто этой милости не заслуживает. Однако на то, что произошло сейчас, его альтруистические убеждения не распространялись. Он мог многое стерпеть и простить: нецензурную брань, отъем нижнего белья, безвкусный коричневый комбинезон и даже подлые удары по корпусу, но настолько унизительное оскорбление, как это, – никогда.

Сжав кулаки и играя желваками, Давид стоял неподвижно. Его лицо налилось кровью, а глаза будто пронизывали морщинистый лоб очкарика.

– Что такое, петушок? Тебе понравилось? Так, может, еще и помочиться на тебя? – Немного расстегнув нижнюю молнию комбинезона, очкарик притворно засмеялся.

Верзилы поддержали смешками. Я огляделся по сторонам, быстренько накидал в голове план действий и, уставившись на Давида, приготовился.

– Сим-сим, откройся, – приложив ладонь к дисплею, в приподнятом настроении воскликнул очкарик.

Он принялся застегивать молнию, а Давид резко развернулся к стоявшему сзади конвоиру и ударил его кулаком в подбородок. И пока один верзила отправлялся в нокаут, я нанес удар ногой второму в пах. Застонав и схватившись за ушибленное место, он наклонился и тут же получил еще один мощный удар носком ботинка в нос. Прозвучал хруст. Верзила рухнул на спину рядом со своим напарником и закорчился от боли.

Спустя мгновение металлическая дверь лифта бесшумно сложилась гармошкой, Давид поймал очкарика, а я отобрал автомат у верзилы и хорошенько приложился прикладом к его физиономии. Тот наконец-то вырубился, причем не исключено, что навечно, зато очнулся первый нокаутированный. Пришлось вырубить и его.

– Что ты мне теперь споешь, птичка?! – сжимая горло очкарика, заорал Давид. – Ну, давай пой! Пой, я сказал!

– Прости… – пуская слюни, еле выдавил он.

– Не хочешь петь, тогда полетаем!

Давид взвалил тщедушное трепыхающееся тельце себе на плечи, вальяжно проследовал к перилам и, подняв его над головой, скинул вниз. Раздирающий вопль очкарика моментально привлек внимание сотрудников на других этажах. Некоторые из них стали тоже орать и показывать на нас пальцем, а кто-то более расторопный врубил тревожную сирену.

– Что дальше? – понуро спросил я.

– У нас теперь один путь, Никита.

– Куда, на тот свет?

– По всей видимости, да. Только давай пройдем его достойно.

– Только давай без этого дешевого пафоса. Как получится, так и пройдем. Этот наш последний путь.

– Извини, сказал не подумав. Ты и так всегда ведешь себя достойно. Умереть рядом с тобой – для меня огромная честь.

– Умеешь ты подлизываться. Ладно, прощен пока.

Вооруженные автоматами, мы вошли в лифт.

– Да и после того, что мы тут натворили, уже помирать не стыдно! Верно, Никита?! – стукнув кулаком по сенсорному экрану, занимающему треть задней стенки лифта, пропел он.

– И здесь решил лом применить, Паваротти?

Дверь, на удивление, закрылась, превратившись в сплошной гладкий лист уникального серебристо-белого металла, и лифт понесся вниз.

– Вот видишь, видишь! Этот способ никогда не подводит!

– Ага, вижу. Если бы он тебе еще и подсказал, куда мы движемся, то я непременно взял бы его на вооружение.

– Вниз!

– Да ну?!

Мы разразились истерическим хохотом, а после Давид затянул какую-то церковную песнь. Голос у него, несомненно, отменный, но отогнать таким способом мысли о предстоящей смерти вряд ли получалось…

Как я и предполагал, поездка оказалась в никуда, но с обратным билетом. Остановившись где-то на энном этаже, мы даже выйти из лифта не успели. В ту же секунду, как дверь открылась, к нам залетела штуковина, на вид схожая с гусиным яйцом и разнесла вдребезги наши планы. Она выпустила из себя сотни или, может, тысячи тонюсеньких плазменных нитей оранжевого цвета. Те мгновенно пронзили наши тела, парализовав их, а затем, видимо добравшись до мозга, отключили и его на неопределенное время.

Далее все происходило уже по известному нам сценарию.

Очнулись мы на полу в белоснежной комнате с жуткой головной болью. К нам опять заглянул человек в белом комбинезоне и очках, но уже не настолько дерзкий, как его предшественник. Этот был поприятнее, чуть покрупнее и с русой кудрявой шевелюрой. Если бы мы снова устроили потасовку, то его, вероятно, оставили бы в живых. Только учинить подобное нам больше не позволят, хотя мы были не прочь. Накинутые на наши головы мешки, вооруженный конвой в количестве трех человек и оковы в виде красных металлических браслетов, соединенных прочным мягким тросом, надетые как на руки, так и на ноги, сделали нас беспомощными.