выкрикнул он и в бешенстве кинулся на хрупкое создание с кулаками. В своем воображении он уже расправился с Бэллой с помощью грубой физической силы.

Но ничего не вышло. Хотя не случилось никакого волшебства — нападающего не откинула невидимая рука, в него не ударила вдруг молния, не сразил на месте инсульт.

Все вышло куда прозаичнее.

Без видимых усилий Бэлла толкнула Максима в грудь. Он отлетел, упал на колени и скорчился от пульсирующей в ребрах боли. Можно было подумать, что в Бэллу вселился профессиональный боксер.

— Ты это брось, — голос Бэллы стал еще ниже, чем был. — А виноватого в зеркале ищи.

Не вставая с колен, Макс исподлобья наблюдал за белым существом, мысленно прикидывая, как можно одолеть это чудовище. Если не силой, так, может, хитростью?

— Даже не думай. И вообще, соберись. Сейчас набегут.

Макс разглядел, что лицо Бэллы снова стало чистым, без темных безобразных пятен. И это красивое лицо выражало что-то очень похожее на отвращение.

— Вижу, тебе все нипочем, — отрывисто сказала Бэлла. — Никого не жалеешь. Что ж, Максим. Ты не оставляешь мне выбора. Я превращу в кошмар жизнь всех, кто тут живет. Никого не пощажу, уж поверь. Ни детей, ни стариков. Но все в твоих руках — перестань относиться к людям, как к игрушкам, и я оставлю вас всех в покое. Все в твоих руках.

За спиной Макса, пока где-то вдали, послышались голоса. Он обернулся на звук и стал неотрывно смотреть на тропинку, по которой к колодцу должны были выйти люди.

Первым, тяжело отдуваясь, к Максу выбежал Василий. Только тогда парень осмелился посмотреть в сторону погибшей Ники. Бэлла — уже вполне предсказуемо — исчезла.

В смерти Ники тоже не нашли ничего криминального. Хотя причина оказалась диковатой — выяснилось, что девушка отравилась ядовитыми грибами. Зачем приезжая из города, явно ничего не понимающая в грибах, решила проводить опасные пищевые эксперименты — никто из агартовцев так и не понял…

— А что случилось с Алиной? С которой ты встречался после Ники?

Внутри меня разрастался ужас, запуская свои скользкие черные щупальца в самые потаенные уголки моей души. Наверное, Макс что-то такое почувствовал, потому что быстренько свернул разговор.

И правильно сделал. Потому что я поняла, что он, Максим, может быть, куда страшнее, чем мертвая Бэлла, трупные пятна на беспробудно спящих людях, и тихие, безмолвные дети в агартовских дворах.

Макс потянулся ко мне через стол, но я отпрянула. Мне казалось, что уж лучше бы ко мне тянулась ядовитая змея, чем этот человек.

— Все-таки зря я рассчитывал, что ты меня поймешь. Теперь вижу, что не стоило на это и надеяться…

Я смотрела в лицо Максима, но видела перед собой отца. В ушах звучал его сердитый голос, когда он выговаривал меня, что я в очередной раз его разочаровала.

Меня так подавило это видение, что я не заметила, как Максим встал у меня за спиной. Он положил руки на мои плечи, и по моему телу словно пробежал слабый электрический разряд.

Это было неправильно — мне совсем не хотелось испытывать любовное волнение от прикосновений мужчины, погубившего столько жизней. Чтобы вернуть себе контроль над собственным телом, я закрыла глаза и стала представлять тех женщин, жизнь которых оборвалась из-за их связи с Максом.

Когда его губы коснулись моих, это было так неожиданно, что я даже не решилась сопротивляться. А потом уже и не захотела.

Если бы внутри человека могли взрываться салюты и фейерверки — именно это и происходило бы со мной в момент того поцелуя.

Мы целовались минуту. Или час. Я не поняла, и это было совсем неважно. Важным было то, что мне — как в романах о любви, над которыми я раньше посмеивалась — хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно.

Когда Макс оторвался от меня, я открыла глаза и прочитала на его лице такое огорчение, что сразу поняла — он чувствует все то же самое, что и я.

— Пусть бы этот поцелуй длился всю жизнь, — шепнул он мне на ухо, а я прижалась к его груди, чувствуя сладкое головокружение.

Я была совсем не против продолжения. Но Максим был непреклонен.

— Ты же понимаешь, что нам лучше не рисковать, — он ласково перебирал рукой мои волосы, а я согласно кивала.

Как и прежде, послушная. Как под гипнозом, подумалось мне на мгновение. Как зомби.

Вспомнились парень с девушкой, неподвижно сидящие в соседнем дворе, и меня непроизвольно передернуло.

— Замерзла? — спросил Макс. — Неудивительно, ночи холодные. Я быстренько к себе метнусь и принесу все, что нужно.

Он улыбнулся своей ослепительной улыбкой и ушел, попросив меня ничего не бояться и получше осмотреть дом, чтобы не скучать.

Но я даже не сдвинулась с места, когда осталась одна. Прижав к разгоряченным щекам холодные руки, я размышляла. Адреналин уже не так бурлил в крови, и мысли в голове текли плавные и ленивые.

Я вспоминала родителей. Эти воспоминания всегда были моими частыми спутниками, но отчего-то только в одиноком деревенском доме я додумалась до одной вещи, до которой следовало бы додуматься давным-давно.

Отец требовал от меня абсолютной покорности. И наказывал, если я проявляла хоть что-то отдаленно похожее на характер. В то же время мама отчитывала меня за излишнюю послушность. Вздыхала, что все желающие пользуются ее слабохарактерной дочерью.

Не могли же они, родители, не понимать, что ждут от меня прямо противоположных вещей?…

… Макс вернулся быстро, как и обещал. Глянул на меня с удивлением — вероятно, полагал, что я уже вовсю исследую дом. Я только пожала плечами и виновато улыбнулась.

Кажется, мне удалось не оправдать его ожиданий несколько раз за довольно непродолжительное время.

Но на этот раз Макс не выразил недовольства и, напевая себе по нос бодрую песенку, лично обустроил постель. Предложил мне прилечь, и я одобрила свое новое спальное место. Вышло действительно здорово — матрас был в меру мягкий, а белье так пахло свежестью, будто его сушили на улице.

Больше всего меня радовало, что окна комнатки, в которой стояла кровать, выходили на пустырь. Никаких тебе странных соседей, неподвижно сидящих всю ночь во дворах.

Мне казалось, что после всех дневных событий я вряд ли смогу уснуть. Но ничего подобного. После того, как мы с Максимом попили чай — продукты он, кстати, тоже принес, чем вызвал во мне еще один прилив благодарности — я поняла, что еще немного, и я усну прямо за столом.

— Пойду, — сказал он. — Со стола только уберу.