от угроз к реальному насилию. Дожидаться, пока бывший муж нанесет ей или Максу реальный урон, Ирина благоразумно не стала. Вместе с сыном она укатила куда подальше, в Агарт — благо, накопления позволяли ей не работать как минимум несколько лет.

С момента отъезда Максим не видел отца и ничего о нем не слышал. И не пытался что-то разузнать о человеке, которого видел в детстве лишь изредка, и еще реже — видел трезвым.

Когда в зовущем его голосе Максим узнал отца, то ощутил лишь глухое раздражение. В те несколько секунд, пока парень шел к окну, он прокрутил в голове несколько вариантов избавления от нерадивого родителя. Можно было пригрозить ему полицией, или наврать, что мать снова вышла замуж. Или — и этот вариант Максу нравился больше всего — выпрыгнуть в окно и пинками погнать так называемого папулю с участка.

Никакой опасности Макс не предчувствовал. Из чего потом сделал вывод, что внутренний голос — это или выдумки впечатлительных людей, или этого самого голоса нет конкретно у Максима.

Макс рванул на себя плотно закрытое окно — все-таки на улице был январь — и по пояс высунулся на улицу.

Никакого отца снаружи не было.

Вместо ожидаемого освежающего морозца Максим ощутил на своем лице зловонное дуновение. Не увидев никого, кто мог бы обдать его несвежим дыханием, Макс огляделся по сторонам, опустил глаза вниз и отпрянул.

И сделал это очень вовремя. Потому что в тот же момент вверху, где еще пару секунд назад была голова Макса, щелкнули ослепительно-белые зубы, словно пытаясь сомкнуться на ускользающей добыче.

Максим зашатался и крепко ухватился за оконную раму, чтобы не свалиться прямо в лапы поджидающего его хищника.

— Гарька? — прохрипел Макс, с трудом доверяя собственным глазам.

Собака склонила голову набок, будто сожалея о том, что ей не удалось добраться до шеи человека, с которым она познакомилась, когда была еще щенком.

— Ты… того… Прекращай. Иди отсюда! — неуверенно сказал парень.

Гарька глядела равнодушно и уходить не собиралась. Агрессии она больше не проявляла, но и хвостом из стороны в сторону в знак приязни не мела. А раньше всегда так делала, когда видела Макса. До исчезновения Белки Гарька считала его своим другом.

— Пришлось тебя немного обмануть. А отец твой умер от пьянства еще полгода назад.

Макс тупо смотрел на Бэллу, трепавшую Гарьку по загривку. Он не заметил, откуда появилась девушка, и на тот момент его больше занимали мысли об отце. Мать ни слова не говорила о его смерти, а ведь Максим, как сын, имел право знать.

Гарька тихо рыкнула, и Макс встрепенулся. С чего он вообще поверил Бэлле? Тот еще надежный источник информации…

Парень внимательнее присмотрелся к бывшей девушке, вспоминая дикую историю от Василия о том, как он повстречался с Белкой у колодца. Макс высмеивал сам себя, но в душе боялся увидеть все то, о чем болтал пьющий полицейский: трупные пятна, замедленные движения, неопрятный вид. Хотя хватало и того, что в морозном январе Бэлла стояла под окном в одном легком платье и никак не показывала, что замерзла. Внимательный к деталям парень посмотрел вниз, чтобы увидеть, во что обута девушка, но длинное платье полностью закрывало ее ноги, и рассмотреть обувь было решительно невозможно.

Хорошо воспитанный Макс думал о том, что нужно пригласить Бэллу в дом. Виданное ли дело — полураздетая девчонка стоит и мерзнет под его окнами.

— Мне не холодно, — сказала Бэлла чужим низким голосом, оторвалась от Гарьки и подняла на Макса чистое прекрасное лицо.

Внутри Максима словно проснулась прежняя влюбленность, которая уже давно казалась ему смешной и детской. Ему захотелось протянуть ладонь и погладить Белку по белой нежной щеке. Он, как во сне, протянул руку к бывшей любимой.

— Не стоит, — громко сказала Бэлла, не двигаясь с места.

От громкого, совсем не Белкиного голоса, Макс будто очнулся. Мир вокруг приобрел положенную ему резкость — парень вдруг заметил, насколько бел глубокий снег под звездным январским небом.

И Бэлла изменилась вместе с пейзажем вокруг. Ну или Макс просто смог лучше ее рассмотреть.

По лицу девушки растекались темные пятна, увеличиваясь прямо на глазах. Со смесью настороженности и отвращения Максим отметил, что платье, которое сначала показалось ему красивым, только неподходящим для погоды — выглядит совершенно неприемлемо. Грязное и рваное, оно совсем не красило и без того подурневшую Бэллу.

— Вспомнил былую любовь? — усмехнулось создание под окном, в котором Максим больше не узнавал милую глуповатую Белку.

Макс сглотнул и сделал глубокий вдох. Мама еще в детстве научила Максима этому способу быстрого успокоения. «Дыши глубоко, сынок, — ласково говорила она. — Вот так — глубоко вдохнули и спокойно выдохнули… Молодец!».

Только в этот раз глубокое дыхание не помогало. Максу казалось, что в него поместилось слишком много воздуха, от чего он разнервничался еще больше. Тем более что вместе со свежим холодным воздухом в его легкие проник непонятный запах гнили.

— А зачем ты говорила голосом отца? — спросил Макс, и тут же ощутил себя дураком. Разве это был самый важный вопрос сейчас? Не говоря уж о том, что самым разумным было бы захлопнуть окно и укрыться в доме, а не вести беседы с существом, похожим на давнюю знакомую.

— На мой голос ты мог бы и не выглянуть, правда? — усмехнулась Бэлла. — Но это и неважно. Важно другое.

И Бэлла — или что-то на нее похожее — повторила Максу то, что он уже слышал от Василия. Только на этот раз парень проникся. Понурившись, и не чувствуя в себе сил даже сдвинуться с места, он покорно выслушал все, что сказало ему создание в белом.

— Я все понял, — прошептал Максим, когда Бэлла закончила и уставилась на него светлыми, почти прозрачными, глазами. — Больше никаких обманов. Никто не пострадает. Мои следующие отношения будут только по любви, или их не будет вовсе!

— Я проверю. Даже не сомневайся.

Все это время Гарька смирно сидела у ног хозяйки и тут вдруг тревожно рыкнула, смотря Максу куда-то за спину. Осознавая, что это может быть какой-то ловушкой, Макс обернулся, и предсказуемо не увидел ничего особенного.

Зато Белка с Гарькой за те несколько секунд, пока Максим отвлекся, исчезли. Испарились. Даже следов под окнами не оставили.

… Макс не стал ничего говорить матери. Только дождался, пока Василий, потрясенный гибелью Морозовых, выйдет из запоя. Тогда юный Максим решил, что это важно — рассказать кому-то взрослому о том, что случилось. Не для того, чтобы облегчить душу.