Поднявшись и неспешно приводя одежду в порядок, Ольга не безехидства поинтересовалась:

– Вы не ушиблись, Михаил Дмитриевич?

Камергер бросил на нее недоумевающий и злой взгляд. Онподнялся, сделал какой-то жест – и от него в сторону Ольги стало быстрораспространяться нечто вроде сиреневой паутины, на глазах становившейся всеболее затейливой и густой…

Ольга ударила. Если бы это мог видеть непосвященныйнаблюдатель, он рассказывал бы потом, что на пути паутины на миг возникло нечтовроде бешено вращавшегося огненного колес с зазубренными краями – и ошметкичародейской паутины прямо-таки брызнули во все стороны, моментально истаивая ввоздухе, словно упавшие на раскаленную плиту снежные комочки…

Она ждала, напрягшись, изготовившись к суровой схватке.Однако камергер стоял неподвижно, скрестив руки на груди, словно НаполеонБонапарт на какой-то из батальных гравюр.

– Ах, вот оно в чем дело, – сказал он насмешливо,определенно пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре. – Вот какоенаследство досталось милой девочке… Стало быть, мадемуазель, вы теперьколдунья? Очаровательная ведьмочка…

– По-вашему, я сделала что-то неправильно илиплохо? – усмехнулась Ольга. – Не буду хвастать, но у меня кое-чтополучается, не правда ли?

– Не стану отрицать, – холодно кивнулкамергер. – Так-так-так… Самое время спросить, звезда моя: а не вы ливчера своим пожаром подложили свинью моему другу Казимиру, когда он вздумалнемного поразвлечься? Больше определенно некому. Не могут же в поместьеоказаться два колдуна…

Ольга гордо выпрямилась.

– Ваш друг – мерзкая скотина… да и вы тоже.

– Значит, это ты?

– Значит, это я, – сказала Ольга. – И есливаш граф еще раз попробует протянуть лапы к Татьяне…

Она ждала сердитой отповеди, злого взгляда, но камергер, кее несказанному удивлению, беззаботно расхохотался – вполне искренне…

– Ох уж эта юная самонадеянность… – сказал он дажедобродушно. – Прелесть моя, ты что же, решила, что теперь можешь все?Можешь безнаказанно вредить кому угодно? Должен тебя разочаровать: ты лезешь вигры, где все козыри заранее на руках у других… Не стоит с намисвязываться, – продолжил он деловито и сухо. – В порошок можемстереть.

– Коли уж у нас пошел откровенный разговор… –сказала Ольга. – Слышала я от мужичков грубую поговорку: не напугаешьежика голой задницей…

– Положительно, ты просто прелесть, – сказалкамергер. – Ну что же, не вижу причин, почему мне при таком обороте делотказываться от прежних намерений… Ты не поверишь, но такой ты мне еще большенравишься. А потому давай без дипломатии. Сейчас ты увернулась. Новичкам всегдавезет в игре, это любой картежник знает… Но отступаться я не намерен. Либо тымне уступишь по доброй воле, либо обойдусь и без твоего согласия. – Оннехорошо усмехнулся. – У меня появилась точная и ясная цель, знаешь ли. Втаких случаях я себя чувствую превосходно и подобные ситуации меня тольковоодушевляют. И все же… Мне хотелось бы, чтобы все состоялось добровольно. Утебя еще есть время подумать, если согласишься, все будет именно так, как ятебе обещал – весь мир к твоим ногам. А взятая силком добыча – это уже другое,к ней и отношение соответствующее. Не торопись, подумай.

– Я и не собираюсь, – сказала Ольга.

– А все же?

Она, обаятельно улыбнувшись, сказала:

– А вот позвольте спросить, дражайший МихаилДмитриевич… У вас вообще-то получается с женщинами без всех этих магическихштучек? Или непременно нужно дурману напускать?

Судя по его исказившемуся лицу, Ольга задела его весьмаболезненно. Конечно, она наверняка сгущала краски, вряд ли все именно так иобстояло – но оскорбление, сразу видно, было нешуточное…

– Значит, вот так?

– Выходит… – улыбнулась Ольга, на всякий случайизготовившись к защите.

Ничего не произошло. Камергер, по-прежнему стоявший внаполеоновской позе, произнес холодно, чеканя слова:

– Я хотел, как лучше, милая Оленька, и решение зависелотолько от тебя. И этот разговор я обязательно припомню, когда ты будешь лежатьголая и беспомощная на какой-нибудь мшелой доске… Ну а я, соответственно, будуделать, что заблагорассудится. Ты и не представляешь, на что мы способны, когдапоявляется ясная цель…

– Что до вас, то я и сама вижу, насколько вынесимпатичная публика.

Камергер с улыбкой сказал:

– Да нет, ты и не представляешь, насколько мынесимпатичная публика… Ну ладно, не будем попусту тратить время. Я же вижу, чтоэто у тебя позиция, а не каприз… До встречи в другой позиции, милая Олюшка…

Он изящно поклонился с грацией светского человека,повернулся и зашагал к своей лошади беспечной и легкой походкой фланирующего поНевскому человека, совершенно удовлетворенного и жизнью, и своим местом в ней.Так ни разу и не обернувшись, он отвязал лошадь, ловко взмыл в седло и взял с местакоротким галопом.

Ольга задумчиво провожала его взглядом, пока он не скрылсяиз виду за поворотом дороги. Страха не было, но серьезная озабоченностьприсутствовала. Она одним махом оказалась в другом мире, переполнномсуществами, о которых Ольга мало что знала – и многие из них, тут и гадатьнечего, могли казаться крайне опасными. И покоряться нельзя, и отступить,похоже, невозможно. Она горько усмехнулась: хотела интересной жизни – вот иполучила полной мерой…

Возвращаясь из конюшни в дом, она увидела у параднойлестницы две княжеских коляски. Тут же конюх одной рукой держал под уздцыкаракового жеребца князя, а другой – ту белую кобылу, на которой здесьразъезжал камергер.

– Что это за сборы, Степка? – окинула онанедоуменным взглядом непонятные приготовления.

Лакей, в отличие от иных своих собратьев смышленый и себе науме, ответил взглядом столь же недоуменным:

– Да вот, барышня, как гром с ясного неба… Господа всеуезжают в Богдановку…

Ольга сначала решила, что прекрасно поняла, в чем тутхитрость: расположенная верстах в двадцати отсюда Богдановка была своего родамалой резиденцией князя, именно там гости мужского пола, не обремененныеприсутствием дам, проводили время в особенно веселых забавах со сговорчивымиграциями из домашнего театра. Но тут же сообразила, в чем странность.

– А что же… прочее? – спросила она, оглядываясь.

– А никакого прочего, – не моргнув глазом, ответилСтепка. – Одни господа, и только…

Дальнейший разговор невозможно было поддерживать, не выпадаяиз роли благовоспитанной невинной барышни, и она прошла мимо. Но удивлениеосталось. Развлекательные выезды князя с гостями в Богдановку обставлялисьсовершенно иначе: туда с утра отправляли лакеев, корзины с вином и съестнымиприпасами, поваров и, главное, граций в немалом количестве, а также музыкантов.Подобные предприятия в силу своего размаха готовились загодя, и о них былозаранее известно всему дому – но сейчас ничего подобного не было. Хозяин игости ни с того ни с сего отправились за двадцать верст… зачем? Это былодостаточно интригующе – и Ольга с радостью вспомнила, что теперь у нее естьвозможность потешить любопытство…