Колдунья поневоле - Александр Бушков

Они бежали – женщина со свертком в руках впереди, мужчина –отставая на несколько шагов не из-за того, что он выбился из сил, а потому, чтонеосознанно пытался заслонить. Время от времени оба, не удержавшись, напрягались– и отчаянным рывком преодолевали пространство дюжины в две обычныхчеловеческих шагов, прыжком-полетом, взмывая порой выше кустов. И тут жесдавленно хрипели друг другу:

– Побереги… Побереги…

И оба, опомнившись, старались бежать только ногами. Веткихлестали по лицу, с протестующим писком кидалась врассыпную зверячья мелочь.Здесь, как оказалось, стояла поздняя осень, ноги то и дело утопали в ворохахжестких листьев, а кое-где лужи оказались подернуты тончайшей корочкой первоголедка.

Мужчина не смотрел назад – он и так видел орду несущихсяследом силуэтов: проворных, вертких, то почти похожих на людей, то враскорячкупрыгавших совершенно по-звериному, да и видом не отличавшихся от зверей – на тоони и мерцающие, сами не способны постоянно пребывать в каком-то одномкачестве. Но этот их недостаток – если это недостаток – с лихвой одолеваетсякучей достоинств, из-за которых они и незаменимы как погоня кое для кого…

Азартный, радостный рев и визг он уже слышал и ушами. Думатьбыло не то что некогда, но как-то не хотелось: он понимал, что все кончено, ноне пытался ни осознавать это, ни тешиться надеждами на чудо.

Под ногами звонко лопался ледок и шуршали листья. Женщинапоскользнулась, рухнула на одно колено, пискнул потревоженный младенец. Незамедляя бега, мужчина рывком поднял ее за откинутый на спину капюшон, толкнулвперед. Обернулся к темным проворным силуэтам, с невероятной скоростью вившимсямеж деревьями совсем рядом, выбросил руку и разжал пальцы.

Охапка ослепительно-синих, остроконечных лучиков удариланавстречу погоне: визг, вой, кувырком летят сбитые посреди бега темные фигуры,неописуемый, не человеческий и не звериный рев боли…

Не останавливаясь, женщина простонала отчаянно:

– Побереги, ей же не хватит… Береги!

Он не послушался: пламя больше в преследователей не швырял,но, ускоряя бег, напрягся и, как уж мог, полуобессилевший, омахнул лес надалекое расстояние вокруг, не менее пяти полетов арбалетной стрелы…

И это было не зря: примерно на половине доступного емурадиуса мужчина увидел нескольких всадников, судя по нарядам, не последнихлюдей здесь. Очень много собак, и оружие, и витые трубы, совершенно не похожиена охотничьи рожки, из которых трубят там. Охота. Это не бедняки. Охота…

И он, уже не обращая внимания на умоляющие крики женщины,призывавшей поберечь жалкие крохи того, что у них осталось, метнул мысль. Ужене мог позволить себе посмотреть, что из этого вышло: темные проворные телазаходили с боков, пока еще не опередили и не взяли в кольцо, но неслись ужевровень.

– Все! – крикнул он. – Все! Бесполезно!

Она остановилась почти моментально – она была решительна иумна. А еще она была красива, как она была красива даже сейчас, растрепанная,запыхавшаяся и выбившаяся из сил, с разметавшимися золотистыми волосами: нежныйпрофиль в полуобороте, глаза сверкают яростью и надеждой…

Это была его последняя внятная мысль, потому что думать ииспытывать эмоции стало некогда: впереди, с воем и гомоном, рассыпаясьнавстречу полумесяцем, высыпала меж деревьев еще одна стая мерцающих. Засада.Что-то новое, раньше такого не бывало. В сплошное кольцо их возьмут черезнесколько мгновений.

Вот теперь времени не было совсем. Каждый миг на счету. Онрванул с шеи плоский овальный медальон, цепочка порвалась, конечно, но это нина что не влияло и ничему не вредило. Сунул медальон под синее покрывалоребенка, поглубже, чтобы не выпал.

Все, что у них оставалось, одним выплеском обрушилось назавернутую в синее атласное покрывало малышку – и женщина сильным рывкомподбросила ее в воздух, но синий сверток, конечно же, не упал, а поплыл надземлей, закутываясь дымчато-полупрозрачной сферой, покрытой пульсирующимизвездами. Потом только стал медленно опускаться в листву, к протянувшемуся поземле темному могучему корню. Мужчина дернулся было, но тут же вспомнил, чтоздесь деревья неподвижны и корни ухватить не могут…

Вырывая из ножен клинок, сверкнувший ослепительно,золотисто-алым, он успел еще заметить, как далеко за спинами налетающегоскопища то мохнатых, то гладкокожих тел замаячил ловчий: черный конь, гораздоболее плоский, худой и высокий, чем кони здесь, из-под надвинутой на глазавысокой шляпы виден только крючковатый нос, маленький брюзгливый рот, острыйподбородок…

Мужчина увидел герб на плоской сумке всадника, но осознатьувиденное уже не успел. Темная воющая лавина навалилась на них, разъединила,сбила с ног, поволокла в разные стороны. Он заметил сквозь переплетение гибкихтел острый промельк ее пылающего клинка – и заработал своим, со всей возможнойбыстротой нанося удары и полосуя, рыча и ухая, не обращая внимания на рвущиеего тело когти и зубы, на боль и тоску…

И ничего уже не видел, кроме темных тел вокруг, слившихся водну упругую массу, заслонившую солнечный свет. Ниже затылка рвануло так, чтоон все-таки крикнул – и ощутил, как уходит из-под ног земля.

А потом в происходящее ворвался медный рев охотничьегорожка. И все изменилось, схлынули темные тела мерцающих, очень далеко отсюдамелькнул повернувший ловчий, трещоткой созывавший стаю полузверей, уводивший засобой…

Под щекой грудились сухие листья, и не удавалосьпошевелиться, ни за что. Рука не чувствовала эфеса, тело не ощущало холоданачавшей подмерзать земли. Зато ни малейшей боли не ощущалось, было удивительноспокойно и, быть может, даже приятно, никуда не надо бежать, не надо большедраться, остается только лежать и умирать, и лучше бы поскорее, потому что онвидел совсем неподалеку мертвое, неподвижное лицо своей женщины со щекой,обезображенной ударом когтистой лапы, – и лучше бы совсем не умирать,потому что малышка остается одна, а он еще не изучил толком здесь и ничегопредсказать не может…

В глазах туманилось. Гончие остановились над ним, шумнодыша, в растерянности вертя головами – перед ними был человек, и еще один, ното, что во множестве лежало вокруг них…

Одна из собак, уставясь на то, что лежало вокруг людей и ненаходя этому объяснения в прежнем опыте, жалобно завизжала и, поджимая хвост,стала отступать. Это он еще различил – и увидел, как вокруг лежащей у корнямалышки истаивает дымчато-полупрозрачная сфера, как становятся все меньше сияющиезвездочки: жалкие крохи защиты, все, что у них оставалось, подошло к концу, кконцу, к концу…

И ничего не стало.

Верховые медленно приближались, кое-кто из них засовывал закушак пистолеты. Стояла тишина, пахло кровью и еще чем-то совершенно непонятным.Кто-то громко охнул: