Софи еще улыбалась, но тепло в ее глазах исчезло, как круги на успокоившейся воде. Он понял, что она прочитала его мысли, но не знал, сердиться ли на то, что она сделала это так легко, или быть благодарным, что она учится уважать его настроение. Пожалуй, следовало остановиться на втором.

– Идемте. Надо показать Мармадюку, что я не собираюсь выполнять свою угрозу и бросать его в парке.

Мармадюк с подозрением обнюхал протянутую к нему грязную руку. Потом высунул розовый язык и попробовал липкое пятно, отчего мальчик радостно взвизгнул, но сразу же отдернул ладонь.

– Видишь? Ты ему понравился, – сказала Софи, и мальчик улыбнулся.

– Пожалуйста, можно я еще раз его поглажу?

– Конечно, сделай, как в тот раз, и все будет хорошо.

Мальчик погладил Мармадюка, и тот, закрыв глаза, засопел от удовольствия.

– Мастер Питер!

Софи подняла глаза и увидела, что к ним торопливо приближается худощавый мужчина в темном костюме.

– Мой учитель. – Мальчик поморщился. – Я должен идти. Можно я поглажу его в другой день?

– Мармадюк будет в восторге! Верно, дорогой? Вот видишь, он улыбается.

Улыбка мальчика стала шире, он вскочил и побежал через парк к своему учителю, а Софи, еще раз почесав мопса за ухом, подняла его и направилась к выходу. Мальчику было около десяти, как ее младшему брату. Она резко остановилась, когда у нее вдруг мелькнула мысль, что, если бы Серена не умерла, ее ребенку сейчас было бы столько же и Макс считался бы его отцом. Они жили бы здесь, на этой площади…

Если бы это не имело отношения к Максу, она могла бы пожалеть женщину, не способную ценить то, что имела, настолько, что в конце концов погубила себя и тяжело ранила тех, кто ее любил. Но она никак не могла понять женщину, которая предпочла Максу Уивенхо, даже учитывая ее молодость и глупость. В то же время она не представляла, чтобы Макс мог говорить о ком-то с такой одержимостью, как Уивенхо говорил о Серене. Должно быть, Серене нравилось его обожание. Софи ощутила весьма немилосердный приступ презрения к людям, падким на подобный драматизм.

– Чем вы недовольны? Мармадюк плохо себя вел?

Софи подняла взгляд, и очень вовремя, потому что иначе налетела бы на Макса, стоявшего на нижней ступеньке крыльца Хантли-Хаус. Она не ожидала увидеть его до вечера, но вдруг почувствовала себя очень счастливой. И ей стало немного стыдно за свои недобрые мысли о Серене.

– Что-то не так? – спросил он, и между его бровей появилась суровая складка.

Софи покачала головой:

– Все в порядке. Мармадюк вел себя прекрасно. Просто я думала…

– А-а-а, я понял, в чем дело. Идемте, вам надо отдохнуть.

Не дожидаясь ее ответа, он стукнул дверным молотком, и дверь открылась.

– Забавно, – пробормотала она, опустив Мармадюка на пол в холле.

Макс улыбнулся ей и, взяв под руку, отвел в гостиную.

Как только они оказались внутри, он закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Его глаза смотрели с такой несвойственной теплотой, что Софи почувствовала ответную волну тепла, поднимавшуюся по шее к щекам. В легком изгибе его губ читалось не желание, а намек на чувство. Она шагнула к нему, но тут же остановилась и, сказав себе, что это слишком рано и глупо, села на диван.

– Не хотите ли присоединиться ко мне? – любезно спросила она, но слова прозвучали несколько отстраненно.

Судя по всему, Макс воспринял их так же, потому что он ничего не ответил, а его улыбка стала шире, отчего Софи покраснела еще сильнее. Определенно, с этой привычкой краснеть надо что-то делать.

Макс опустился на диван.

– Знаете, это несправедливо, – сказал он. – Ваш румянец сильнее моей решимости.

Софи смутилась.

– Я ненавижу краснеть.

– По-моему, это очаровательно.

– Это создает впечатление, что я не способна владеть собой или, хуже того, что я – притворщица.

– Нет, вы не такая. Я еще не до конца изучил, какая вы.

– А вот это уже подозрительно.

– Думаю, это комплимент. Скромный, но искренний.

– Тогда я так и буду считать. И не стану торопить события.

– Умная девушка. А теперь скажите мне, что вас расстроило на обратном пути из парка?

– Я думала о Серене, – торопливо пробормотала Софи. – Но прежде, чем вы надуетесь, вспомните, что вы сами меня спросили. То, что я буду о ней думать, вполне естественно, более того, это неизбежно. Если вы не пожелаете говорить о ней, я пойму. Но тогда нам следует договориться, какой степени откровенности вы ждете от меня.

Радость исчезла с лица Макса с поразительной скоростью.

– Вы предлагаете, чтобы я попросил вас лгать мне?

– Нет. Я говорю, что, если вы хотите, чтобы я не переходила некоторых границ, установленных вами, вы должны согласиться уважать те, что установлю я. Лгать… для меня это недопустимо. Так же, как не думать о прошлом. Я готова уважать ваши желания, но лгать не стану.

На мгновение Софи показалось, что Макс сейчас встанет и уйдет. Но он остался.

– И что вы думали? – мрачно спросил он, и его руки сжались в кулаки.

– Вы хотите об этом поговорить?

– Я предпочел бы никогда не вспоминать об этом. Но раз вы об этом думаете, полагаю, разговор неизбежен. Так что да, я хочу знать, о чем вы думали.

Как говорила ее мать, лучше выплеснуть все наружу, чем держать в себе. Оставалось надеяться, что хотя бы в этом она не ошибалась. Софи ринулась вперед.

– Хорошо. Вы сказали, что она убила себя, но Уивенхо говорил, что она приняла какое-то снадобье, чтобы избавиться от ребенка. Поэтому я подумала, что это мог быть несчастный случай. Если судить по тому, как ее описывают, Серена была не из тех, кто кончает жизнь самоубийством.

Все. Она это сказала, и Макс не лопнул от ярости.

– Уивенхо говорил? Когда? – Голос Макса звучал ровно, и, хотя сердце Софи стучало, как безумное, ей удалось ответить спокойно.

– У Ривза. Я вспомнила об этом сегодня, потому что в парке встретила мальчика лет десяти и подумала… Ладно, это не важно. Это все.

Макс уставился на выцветшие лилии на ковре. Как бы ему хотелось, чтобы прошлое стерлось и побледнело в его памяти, как этот рисунок. Но оно по-прежнему сохраняло способность отравлять ему жизнь. Он знал, что надо закончить этот разговор, пока он достаточно хорошо владеет собой. Но он этого не сделал.

– Я сказал, что она убила себя, но я не думаю, что это было самоубийство. Полагаю, она надеялась выдать ребенка за моего, но из-за смерти моего дяди свадьбу пришлось отложить. А когда ей не удалось меня соблазнить, чтобы прикрыть свою… ошибку, она стала искать другой способ решения проблемы. Думаю, она не сознавала опасность этих снадобий. Как и вообще чего-либо. Серена считала, что в жизни все будет так, как она хочет.