И Макс не мог не согласиться. Они пробыли в парке так долго, что солнце склонилось к закату, отчего купол собора Святого Павла, в обрамлении свежей зелени парка, вместо обычного серого приобрел золотисто-розовый оттенок.

Макс бывал в этом парке бесчисленное множество раз, но сегодня он почему-то казался ему другим. Как тогда на выставке, он замечал вещи, которым никогда не придавал значения: пруды Пен-Пондс, тишину, наступившую, когда в лесу, всего в трех ярдах от них, показалась пара благородных оленей. То, как Софи невольно схватила его за руку от восхищения, как светились счастьем ее глаза.

Ему стоило большого труда удержаться и не обнять ее, чтобы приобщиться к этому счастью, но это казалось ему почти святотатством. Макс хорошо понимал, как хрупок мир, заключенный ими после позавчерашней ссоры. Он долго мучился, не зная, как загладить свою вину, но даже не ожидал, что его оливковая ветвь в виде поездки в Ричмонд-Парк будет иметь такой успех. Кроме того, радость Софи оказалась заразительной. Ее вызывали даже такие простые вещи, как вереница утят, решительно шагавших за своей матерью к пруду, пока он, туго натянув поводок, сдерживал охотничьи инстинкты Мармадюка. И свои тоже.

Вскоре парк опустел и на холме остались только они одни. Коляска с грумом и абсолютно выдохшимся мопсом ждали внизу, на аллее. Деревья и кусты окружали их зеленым шатром, за ажурными стенами которого открывался вид на мерцающий город.

– Как бы мне хотелось написать этот свет, – мечтательно сказала Софи.

– Разве вы не можете?

– Нет. У меня не получится. А вот ваш мистер Тернер, думаю, смог бы. И море тоже. Я несколько раз пыталась написать море в бухте, но у меня так и не вышло.

– Возможно, в Северном Девоне слишком мало света. Но вы можете попробовать написать залив в Харкоте. Я думаю, нам надо отправиться туда на этой неделе. Я получу лицензию, и, как только ваша семья приедет туда, ваш отец сможет обвенчать нас в часовне Харкот-Холла.

– Так скоро? – Глаза Софи расширились, влажные губы тревожно раскрылись, и Макс шагнул к ней.

– Раз уж мы предвосхитили события, то полагаю, нет никакого смысла тянуть с этим. Как вы считаете? А как только дело будет сделано, мы сможем отделаться от всех и поплыть на лодке в Олд-Грамбл. Оттуда открывается великолепный вид. Вы даже сможете взять с собой мольберт.

Софи выглядела ошеломленной таким обилием новых сведений.

– Олд-Грамбл?

– Это крохотный островок недалеко от Порт-Джейкоб. Туда иногда заходят рыбаки. Он получил свое название от грохота волн, разбивающихся о скалы.

– Вы любите рыбачить? – Софи наклонила голову набок, в глазах вспыхнуло любопытство.

– В детстве я ничего так не любил, как это. С семи лет я выходил в море со старым мистером Шепстоном и его сыновьями каждый раз, когда приезжал из школы домой погостить. Иногда я проводил с ними больше времени, чем в Харкот-Холле.

– Удивительно, что родители вам разрешали. Моему папе никогда не нравилось, чтобы Джордж рыбачил с деревенскими.

Макс пожал плечами:

– Они не разрешали, они просто не знали об этом. Когда я бывал дома, мы проводили вместе не так много времени. Все выяснилось случайно, когда мне было тринадцать. Мой отец приехал в Порт-Джейкоб и увидел, как мы с Шепстонами заходили в порт.

– Он рассердился?

– Нет, но его это разочаровало. Отец был не слишком эмоциональным человеком, но он очень серьезно относился к роли герцога. Он всегда учил меня, как важно знать всех наших арендаторов и уделять должное внимание каждому. Увидев меня с Шепстонами, он решил, что я зашел в этом слишком далеко, и сказал, что не стоит слишком сближаться с людьми, чья жизнь зависит от нас. Я заметил, что жизнь рыбаков зависит не от нас, а от моря. Я был слишком молод, чтобы понимать логику сословных различий. Отец прочитал мне целую лекцию о местном хозяйственном укладе и нашей роли в нем. А после этого позаботился о том, чтобы загрузить меня изучением положения дел в поместье во всех подробностях.

– Тринадцать лет? Не слишком ли рано для мальчика, чтобы заниматься севооборотом зерновых, орошением и тому подобным?

Макс улыбнулся в ответ на легкую насмешку в ее голосе, как будто готовился встать на защиту того мальчика. Софи это показалось трогательным, но ненужным.

– По правде сказать, нет. Рыбак брал своих сыновей в море, чтобы обучить их своему ремеслу. В моем случае все то же самое. Просто в те годы их работа нравилась мне больше моей. Но отец был прав… по крайней мере, в этом. Нельзя пренебрегать своими обязанностями. От того, как мы их исполняем, зависит жизнь многих людей.

– Но если вам так нравилось… Вы еще рыбачили с ними после этого?

– Конечно. Хотя не так часто. Мой отец был холоден, но не глуп. Он понимал, что запретами ничего не добьется. Думаю, его больше всего взволновало, что за все эти годы никто из его людей – так он их назвал – не рассказал ему о том, чем я занимаюсь. Смешно, но мне кажется, он чувствовал себя оскорбленным.

– Не знаю. В конце концов, если он всю жизнь жил с чувством долга перед этими людьми, он мог почувствовать себя преданным, раз они не сказали ему о том, что для него так важно. Это обидно.

Макс вдруг ощутил резкий прилив жара. Чертыхнувшись про себя, он отвел взгляд в сторону. Ему даже в голову не могло прийти, что ее сочувствие возбуждает его не меньше, чем ее смех. Жаль, что Мармадюк остался в коляске. Сейчас не помешало бы, чтобы Софи сопровождала дуэнья… пусть даже на четырех лапах и с хвостом.

– Есть на свете хоть один человек, которого вы не стали бы защищать?

– Это вовсе не значит, что я на его стороне, – серьезно ответила Софи. – Просто мне кажется, я могу понять, почему это его обидело. Вот и все.

– Думаю, вы преувеличиваете обидчивость моего отца. Впрочем, это не важно. Не знаю, зачем я вам это рассказал. Идемте, надо найти хорошее место, чтобы вы могли сделать набросок.

– Нет, не стоит. Вы, наверно, уже хотите ехать назад.

– Нет. А вы?

Софи колебалась. Какое-то время она пристально всматривалась в лицо Макса, потом ее плечи обмякли.

– Если честно, у меня руки чешутся попробовать. Извините. Это не займет много времени.

– Не надо извиняться, если вы не сделали ничего дурного. Это плохая привычка.

– Я не… ладно. Я понимаю, что вы бы предпочли, чтобы я не занималась этими глупостями с живописью.

– Я не знаю, какой бы вы были без этого. Просто вы такая, так вы видите мир.

Софи вытаращила глаза:

– Мне никто никогда не говорил таких слов!

– Это хорошо или плохо?

– Думаю, хорошо. Но знаете, это как в тех снах, когда выйдешь из дома и вдруг поймешь, что на тебе только нижняя юбка.

Макс запрокинул голову и расхохотался.