Я до сих пор удивлена, что мама не возразила против этой вечеринки, поэтому я не хочу на нее давить, а вдруг она передумает. Я не сказала ей, что на самом деле это свидание. Сама не знаю, что я чувствую по этому поводу, и определенно не хочу отвечать на тысячу вопросов о Викторе. Но когда я рассказала ей о вечеринке, она посоветовала мне пойти, сказав, что это мой последний год перед университетом, так что мне будет полезно куда-нибудь сходить.

Вообще… в каком мире мама могла бы подумать, что ходить на вечеринку – это хорошо? Правда, сегодня вечер пятницы, но каждый вечер в доме Рамирес – это учебный вечер.

Я начинаю торопливо запихивать одежду обратно в шкаф, но мама меня останавливает. Она берет платье и держит его на вытянутых руках, чтобы хорошенько рассмотреть. Ткань ниспадает каскадом.

– Почему бы тебе не надеть вот это? – предлагает она.

Это был мамин подарок мне на прошлый Новый год, чтобы мы могли отпраздновать наступающий год в традиционном белом цвете и привлечь мир. Я не знаю, работает ли вообще моя новогодняя магия, но если перемирие с Педро Молиной – какой-то признак, может быть, она начинает действовать?

От одной мысли о Педро у меня учащается пульс.

Оглянувшись через плечо на его окно, я замечаю, что свет в его спальне выключен. Он, должно быть, уже на вечеринке.

– Думаю, ты должна надеть это, – настаивает мама.

Я не любительница носить платья, но хочу, чтобы она улыбалась. В последнее время она вообще почти не улыбается.

Платье немного приоткрывает декольте, но не слишком сильно. Оно также немного обтягивает талию, но идеально расходится веером, складками спускаясь до колен.

Однако один взгляд – и мама недовольна. Она ведет меня в свою спальню, где открывает швейную машинку, жестом предлагая мне снять платье, чтобы она могла его исправить. Мама в последнее время так мало шьет, что я и забыла, какая она мастерица. Машинка радостно тарахтит, как будто радуясь, что она вернулась.

В ожидании я сажусь на мамину кровать. У нее на тумбочке папина фотография.

Он был высоким и красивым, очень худым, с костлявыми ногами и руками, которые не совсем вписывались в его одежду, и выглядел немного занудно в этих больших очках в тяжелой оправе. Я улыбаюсь, чувствуя внезапный укол в сердце. Как можно скучать по кому-то, кого я никогда не знала?

Закончив, мама встает из-за швейной машинки и протягивает мне платье.

– Примерь-ка, – говорит она.

Мамины коррективы на высоте. У нее волшебные руки не только для приготовления пищи, но и для шитья. Помню, когда я была младше, я находила старые альбомы, в которых она рисовала выкройки платьев и рубашек. Несколько раз она сама придумывала фасоны и шила мне наряды.

Однако она все еще не вполне довольна результатом. Отобрав у меня теннисные туфли, мама заставляет меня надеть ее золотисто-коричневые босоножки на ремешках. Она также предлагает сделать мне прическу, и обычно я бы не стала утруждать себя чем-то слишком сложным, но мы проводим вместе так мало времени, что я с радостью соглашаюсь. Она не делала этого с тех пор, как я была маленькой.

Мама заплетает мне широкую косу, украшая ее желтыми заколками.

Когда она заканчивает меня одевать, мерная лента болтается у нее на шее, как шарф, а руки лежат у меня на плечах – мы обе стоим перед зеркалом в ее гардеробе, оценивая мой внешний вид. Внезапно становится не важно, насколько я была раздражена, когда она купила это платье, не спросив моего мнения. Или что модные мамины сандалии натирают мне лодыжки. Или что мои плечи кажутся слишком открытыми.

Потому что мама выглядит гордой. Положив руку на сердце, она вздыхает.

– Прекрасно выглядишь, filha.

Я бросаю внимательный взгляд на себя в зеркало. Выбившиеся из косы локоны, отражающие свет лампы, кажутся почти каштановыми. Платье облегает и подчеркивает изгибы, а я-то думала, что оно мне не идет. Даже очки подходят к сандалиям. Мама, несомненно, разбирается в моде, подмечая мельчайшие детали.

Впервые я чувствую себя красивой.

Тепло поднимается по моей шее, и я вижу, что краснею, но красные пятна на лице кажутся не такими смущающими… и какими-то кокетливыми. Я счастлива. Я улыбаюсь, и мама тоже. Я вижу, как приподнимается правый уголок ее рта, когда она позволяет себе усмехнуться, и это застает меня врасплох. Я улыбаюсь одновременно с ней, и наши улыбки словно копируют друг друга.

Говорят, что я похожа на отца.

Но когда я стою бок о бок с мамой, зеркало не лжет. На нее я тоже похожа.

Когда я прихожу в школу, мое сердце начинает бешено колотиться.

Стоя у главных ворот, я узнаю других учеников и некоторых из моих одноклассников, которые идут вверх по улице, взявшись за руки, уже пританцовывая под песни форро пэ-дэ-серра[70], доносящиеся из спортзала. Звуки аккордеона, забумбы и треугольника наполняют воздух волнением. К вечеринке школа преобразилась. Есть даже высокий костер, языки пламени которого танцуют на ветру, создавая вокруг легкую дымку. До меня доносятся восхитительные запахи – симфония ароматов барбекю.

Я слышу чей-то возглас за спиной, и на секунду мне кажется, что это Педро. Но это просто какой-то парень, машущий приятелю. Я делаю глубокий вдох, все еще чувствуя себя немного неловко.

Почему я снова испытываю неловкость?

Я чувствую себя неуверенно в маминых сандалиях. Каблуки не такие уж высокие, но я хотела бы, чтобы обувь была пошире. Кожа под ремешками на лодыжках начинает покрываться волдырями, и теперь мне действительно хочется уйти, но я замечаю Виктора, бегущего ко мне сквозь дым барбекю, и все это выглядит как сцена в теленовелле – главный герой спешит на помощь возлюбленной.

Он одет в белую рубашку и черные джинсы, вокруг талии обернута красная фланелевая куртка, на ногах – кроссовки. Так непривычно видеть его в чем-то другом, кроме нашей школьной формы, я едва узнаю его. В его брови пронзительно сверкает пирсинг.

– Прекрасно выглядишь, – немного запыхавшись, говорит он, робко подступая ко мне.

– Ты тоже очень красивый, – говорю я с улыбкой. А потом мы замолкаем.

Он смотрит на меня так, словно ждет, что я что-то скажу. Но когда я пытаюсь растопить лед, он начинает говорить одновременно со мной. Мы оба хихикаем. Кажется, более неловкого момента и не придумать. Может быть, мне все-таки не суждено ходить на свидания…

– Продолжай. – Я призываю его заговорить первым.

– Я просто хотел