через дорогу друг от друга?

Я понимаю, что он пытается сделать.

– Я поеду на автобусе, – быстро говорю я.

– А ты… Может, ты… хочешь, подброшу тебя на велике? – не глядя мне в глаза, спрашивает Педро.

Его предложение такое неожиданное. Я жду драматического раската грома и молнии над моей головой, но снаружи под дождем только гудят машины.

– Ты не обязан это делать, – говорю я.

– Я имею в виду, нам ведь в одном направлении… – Его голос затихает.

– Отлично! – говорит Синтия. – Увидимся в школе. Хорошей вам дороги!

Виктор выглядит немного разочарованным, но не настаивает на том, чтобы меня подвезти. Часть меня желала бы, чтобы он это сделал, но я не хочу, чтобы он так старался, просто чтобы со мной поговорить.

– Можно узнать твой номер телефона? – внезапно застеснявшись, спрашивает он. – Если не возражаешь, я тебе позже напишу.

– Конечно. – Я не могу сдержать улыбку, когда набираю цифры на его телефоне.

Педро прочищает горло, глядя в сторону.

– Ты не сможешь заменить меня, новенькая, – говорит мне Пэ-Эс, раскрывая руки для еще одного объятия. Когда я смотрю на него, он обхватывает мое лицо ладонями, сжимая мои щеки до тех пор, пока я, наверное, не становлюсь похожей на рыбу фугу. – Но ты – заклинательница смузи, а такой природный талант, как у тебя, – знак великих свершений в будущем. Никогда не позволяй никому сомневаться в этом… и сама не сомневайся в себе. – Он отпускает мое лицо, громко целуя меня в щеку на прощание. – Давай останемся на связи, хорошо? В следующем году, когда я немного освоюсь, приезжай отпраздновать июньские праздники со мной в Каруару. – Он смотрит на остальных. – Я всех приглашаю.

– Я обязательно приеду.

У меня перехватывает дыхание. Не думала, что за такое короткое время так сильно к нему привяжусь.

– Счастливого пути, Пэ-Эс.

Он в последний раз смотрит на «Голоса» и машет нам на прощание.

– Ну вот и все! Постарайтесь не плакать слишком много, когда я уеду!

Он уезжает на велосипеде с Синтией и Виктором, оставляя Педро и меня одних перед «Голосами».

– Вот негодяй… – бурчит Педро себе под нос, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Замечает, что я смотрю на него, и выпрямляется. – И вовсе я не плакал.

– Мне пора, – говорю я, поворачиваясь, чтобы открыть боковую калитку.

– Ну что, подвезу тебя? – торопливо спрашивает он. Если бы я не знала его, я бы подумала, что он нервничает. – Это несложно, – внезапно беззаботно добавляет он.

Несложно?

Дождь начинает лить все сильнее, и волосы Педро слипаются на лбу. Он раз за разом нетерпеливо смахивает с глаз челку.

Я прерывисто выдыхаю и запрыгиваю на велосипед ему за спину.

26

ПОНЕДЕЛЬНИК, 16 МАЯ

Как может кто-то настолько раздражающий так хорошо пахнуть?

Ветер треплет волосы Педро и раздувает его рубашку. Я думаю, что после многих лет приготовления сливочного крема, плавления шоколада с деликатной точностью и замешивания сладких булочек голыми руками все эти ароматы остались на нем, как вторая кожа. Он пахнет, как раннее утро в «Сахаре», когда в духовки загружают первые порции боло де роло и кокосовых булочек.

Дождь льет все сильнее, и я промокла до костей. Извилистая дорога скрывает выбоины и ухабы, и хотя я цепляюсь за металлическое сиденье велосипеда Педро, каждый раз, когда он виляет в пробке, я едва не соскальзываю.

Внезапно он сворачивает, чтобы не въехать в огромную лужу, и я с паническим вздохом обвиваю его руками за талию.

Я чувствую, как он напрягается под моими руками.

– Я не могу дышать, когда ты меня так стискиваешь, – замечает он.

У меня горит лицо. Никогда не думала, что когда-нибудь мне будет так… уютно с Педро Молиной.

– Ты меня чуть не сбросил!

Он морщится.

– Можешь не орать мне в ухо?

Я легонько кладу руки ему на плечи. Я едва прикасаюсь, но Педро тут же дергается, как будто это его тоже раздражает. Поэтому я отпускаю его, мои пальцы снова ненадежно обхватывают металлическое сиденье.

Педро продолжает ехать, на этот раз более осторожно. Похлопывает себя по плечу:

– Ладно, держись за меня. Если свалишься, не хочу, чтобы ты снова твердила, что я сделал это нарочно!

Я устало вздыхаю, мои руки возвращаются на его плечи. Кажется, зря я согласилась на эту поездку.

Мы проезжаем мимо школы, по пути попадая под лучи уличных фонарей, и когда вдалеке, как первые звезды на ночном небе, появляются мерцающие огни фейриньи, Педро останавливается. Мы оба знаем, что не можем рисковать тем, чтобы нас увидели вместе.

Я спрыгиваю, бросаясь под защиту навеса аптеки. Но вместо того чтобы ехать прямиком домой, Педро оставляет велосипед у тротуара и присоединяется ко мне. Крупные капли дождя барабанят по металлу над нашими головами.

– У тебя есть минутка? – спрашивает он.

Мы оба смотрим вверх по склону в сторону пекарен.

– Что я на этот раз сделала не так? – интересуюсь я, скрещивая руки на груди.

– Да не защищайся ты. – Он выглядит так, словно только что попробовал что-то кислое. – Тебе, наверное, интересно, почему я предложил подвезти тебя домой.

– Полагаю, не по доброте душевной? – Я тыкаю в него пальцем, и Педро бросает на меня раздраженный взгляд, как будто сожалеет, что остановился поговорить.

– Я просто хотел сказать, что у меня было немного времени, чтобы действительно подумать о нашем союзе…

– Разве ты уже не давал согласия?

Он поднимает руки в успокаивающем жесте.

– Расслабься. Я не передумал. Просто хотел убедиться, что после сегодняшней совместной работы в «Голосах» не передумала ты. Я знаю, это была твоя идея, но ты все еще серьезно относишься к этому перемирию между нами?

– Конечно! – Я пристально смотрю на него. – Почему ты сейчас об этом заговорил?

– Ну, я просто беспокоюсь, что, если тебя до сих пор так сильно волнуют наши прошлые проблемы, как мы можем помочь поладить нашим матерям? Я хочу сказать… Что ж… Прости.

Я моргаю. Его извинения застают меня совершенно врасплох.

– Прости за ту историю с цветочным супом, когда мы были детьми, – продолжает он, и я снова и снова ищу любой скрытый смысл, любую злость в его словах, но Педро кажется… безоружным. – Можешь мне не верить, но я ненавижу то, что мы тогда ополчились на тебя. Это было нечестно.

– Ты настроил против меня всех наших одноклассников! – Мой голос дрожит от еле сдерживаемого негодования. – Это несправедливо, мне пришлось разбираться со всеми вами в одиночку!

– Прости.

– Ты принес вражду наших семей в школу, и десять лет спустя