— Я знаю. Адрес, Тая. Времени в обрез.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Квартира у Марка огромная, двухуровневая. Я сижу на диване первого этажа перед камином, слушая потрескивание дров, укутанная пледом и пью приготовленный Марком какао. Пытаюсь понять, правильно ли я сделала, рассказав ему всё. Только зайдя в квартиру, он усадил меня на этот самый диван, отправил кому-то сообщение, отложил телефон и доверительно заглянув в глаза, произнес:

— Расскажи мне всё, Тая.

— Я не хочу впутывать тебя… Я боюсь за тебя, как ты не понимаешь?!

С возмущением смотрела на него, и сама начала осознавать ещё до того, как он произнёс:

— Я уже впутан. А теперь просто расскажи мне.

Это было не просто… Начать. Слов было так много, что я постоянно сбивалась, начиная снова и снова, а он, взяв мои ладони в свои просто молчал, давая возможность собраться с мыслями и наконец…

Когда не знаешь с чего начать — начни сначала. А где это начало разобраться сложно. Но я говорила и говорила без устали, перескакивая события, а затем возвращаясь к ним снова. Путаясь во времени, не понимая, где начало истории, а где конец, но я продолжала. Марк молчал. Только по сильно сжатым скулам, тяжелым сглатываниям и раздувающимся ноздрям я понимала, что он зол. Очень-очень зол. Просто я уже знала его, изучила. Уверена, для других он остался бы сдержанным, собранным, непроницаемым. На той части, где отец сломал мне ключицу он встал и вышел из кухни. «Отвернулся» — подумала я, оцепенев. Он вернулся через несколько минут. Я заметила разбитую костяшку и поняла, что он просто сорвался. Не выдержал. А ушел, чтобы не пугать меня.

Тогда впервые я поняла, что никакая моя ужасная история из прошлого не изменит его чувств ко мне. А чувства есть. Тогда эта мысль отчетливо закрепилась в голове.

Марк не жалел меня словно знал, что я не нуждаюсь в этом. Окончив рассказ, я не испытывала опустошения, скорее, легкость. Мне больше не нужно было изворачиваться, скрывать, умалчивать. Я была искренна и откровенна. Это ли не главное?

Он поднес мои руки к своему лицу и прижался к ним губам. Время всё шло, а мы так и сидели, даруя друг другу успокоение, наслаждаясь тишиной. А ещё я видела в его глазах насколько ему жаль, что он не появился в моей жизни раньше. Он скажет это после, но тогда я не готова была это услышать.

Марк в соседней комнате уже который час говорит по телефону. Договаривает и звонит снова уже другому человеку. Я не знаю, что он делает. Знаю лишь, что пытается достать из дома мою мать. Лишь раз он принес мне трубку чтобы подтвердить, что человек, который приехал за ней именно от меня, а не от отца. От Марка, если быть точнее, но это уже не важно. Не думаю, что получится, но очень-очень надеюсь. Времени до семи часов, потому что в семь пятнадцать — семь тридцать возвращается с работы отец. Не знаю, что отец с ней сделает, когда узнает об исключении Ильи завтра. Об этом мне Марк сказал. И то, что завтра в университет я не иду тоже. Для моей же безопасности. А для его? Страшно—то как… Что теперь будет…

— Твоя мать уезжать отказалась, — произносит устало, присаживаясь рядом со мной.

— Марк, мне… мне лучше вернуться домой… — испуганно шепчу.

— Я смогу защитить тебя, Тая, — шепчет, облокачивая спиной на свою грудь, обнимая меня. Убеждая в своих словах, потому что его руки — самое безопасное в мире место.

— Он найдет тебя… — озвучиваю то, что пугает больше всего.

— И что? Он ничего не сможет нам сделать, — говорит твердо, взгляд цепкий, серьезный.

— А маме?

— Тая, послушай меня, — на секунду поджимает губы, — твоя мама — взрослая женщина. Я не могу тащить её кубарем без её согласия. Чем тогда я буду отличаться от твоего отца?

Несколько минут я молчу, принимая происходящее.

— Я понимаю, что ты прав. Понимаю… Просто очень сложно принять это…

— Мы справимся с этим, обещаю. Веришь мне?

Я поворачиваю голову. Глаза в глаза. Из самого сердца рвется: «Да».

— Да, — признаюсь вслух.

Мы просто сидим так. Согревая души друг друга, соприкасаясь сердцами, чувствуя тела. Будто осознавая, что это последние спокойные минуты… Но наверняка этого не зная. Просто чувствуя, просто… Пока…

Трель звонка прервала тишину, в которой мы нежились. Мой телефон.

— Это твой отец, — говорит Марк, взглянув на часы, еще до того, как я взяла в руки мобильник, — Ничего не бойся, бери.

— Алло…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он не говорил ничего внятного. Возмущался, обзывал, требовал вернуться в Чернигов. Половины слов я не разобрала, от его крика начал репеть динамик. Марк не выдержал, отобрал трубку, ответил своим тем самым тоном: серьезным, хлестким, деловым. Тем, с которым невозможно спорить:

— Прекрати орать и навостри свой слух, — сказал он. Отец, наверное, от неожиданности, замолчал. Обалдеть… — Тае двадцать, и она сама решает, как ей жить. У тебя нет права заставить её делать то, что тебе хочется. Она доучится здесь и на это ей твоё разрешение не требуется.

Из трубки донесся раскатистый смех. С издёвкой, надменный, на мои глаза накатились слёзы.

Он никогда не отпустит меня и маму… Никогда… Зря я впутала в это Марка… Подставила.

На подлокотнике дивана вспыхнул мобильник Марка. Сообщение. «Ты был прав. Информация подтвердилась». Марк только усмехнулся, а я ничего не поняла. Что это значит? Может, дело в тех грязных делишках, о которых говорила Милена?